– Надень костюм на собеседование, – потребовала мама. – В наши дни все одеваются как попало.
– Можно подумать, чтобы кормить древнего старца с ложечки, нужен костюм в тонкую полоску.
– Не дерзи.
– Мне не на что купить новый костюм. А если мне не дадут эту работу?
– Можешь надеть мой, я поглажу тебе симпатичную блузку, и хотя бы раз в жизни не скручивай эти… – указала она на мои волосы, как обычно уложенные двумя темными узлами по бокам головы, – штуки, как у принцессы Леи. Просто попытайся выглядеть как нормальный человек.
Спорить с матерью было бесполезно. И папе явно запретили комментировать мой наряд, когда я неуклюже вышла из дома в слишком тесной юбке.
– Пока, милая. – Уголки его рта подергивались. – Желаю удачи. Ты выглядишь очень… деловой.
Больше всего смущало не то, что на мне была мамина юбка, и не то, что она сшита по последней моде восьмидесятых, а то, что она мне маловата. Пояс вреза́лся в живот, поэтому я одернула двубортный пиджак. Как выражается папа, у мамы меньше жира, чем у заколки-невидимки.
Всю недолгую автобусную поездку меня подташнивало. Я никогда не была на настоящем собеседовании. В «Булочке с маслом» я оказалась, поспорив с Триной, что смогу найти работу за день. Я вошла и просто спросила у Фрэнка, не нужна ли ему пара рук. Кафе только что открылось, и он был мне безмерно благодарен.
Теперь, оглядываясь назад, я даже не могла припомнить, чтобы мы обсуждали вопрос денег. Фрэнк предложил недельную ставку, я согласилась, и раз в год он сообщал, что слегка поднял мое жалованье, обычно чуть больше, чем я могла бы попросить.
О чем вообще спрашивают на собеседованиях? А если мне предложат сделать что-нибудь полезное с этим стариком, покормить его, искупать и так далее? Саид сказал, что для «интимных потребностей» – и я содрогнулась – у него есть сиделка мужского пола. Он добавил, что описание позиции второй сиделки «несколько туманно в данном отношении». Я представила, как вытираю слюну, вытекающую из старческого рта, и, может быть, громко спрашиваю: «Не желаете чашечку чая?»
Когда дедушка только начал выздоравливать после инсультов, он ничего не мог делать самостоятельно. Все делала мама.
– Твоя мать – святая, – сказал папа.
Полагаю, это означало, что она вытирала деду зад, не убегая с воплями из дома. Меня святой никто не назовет, в этом я не сомневалась. Я нареза́ла дедушке еду и заваривала чай, но во всем остальном, вероятно, была слеплена из другого теста.
Гранта-хаус находился по ту сторону замка Стортфолд, рядом со средневековыми стенами, на длинном немощеном участке дороги, где располагались всего четыре дома и магазин Национального треста[11], прямо посередине туристической зоны. Я проходила мимо этого дома миллион раз, не обращая внимания. Теперь же, идя мимо парковки и миниатюрной железной дороги, пустых и унылых настолько, насколько унылыми могут казаться в феврале летние развлечения, я увидела, что он больше, чем я представляла: дом из красного кирпича, с двумя входами, какие попадаются в старых экземплярах «Кантри лайф»[12] в приемной врача.
Я прошла по длинной подъездной дорожке, стараясь не думать, видно ли меня из окна. Когда идешь по длинной дорожке, чувствуешь себя ничтожеством. Я как раз подумывала, не отдать ли мне честь, когда дверь отворилась и я подпрыгнула.
На крыльцо вышла девушка чуть старше меня. На ней были белые брюки и блузка, похожая на медицинский халат, под мышкой она несла пальто и папку. Проходя мимо меня, она вежливо улыбнулась.
– Спасибо, что пришли, – донесся голос изнутри. – Мы вам позвоним.
Из двери выглянула женщина, уже не слишком молодая, но красивая, с дорогой филигранной стрижкой. На ней был брючный костюм, который, вероятно, стоил больше, чем папа зарабатывал за месяц.
– Мисс Кларк, полагаю?
– Луиза, – сказала я и, как настоятельно советовала мама, протянула руку.
Родители сошлись на том, что нынешние молодые люди никогда не протягивают руку. В былые времена и помыслить нельзя было о «привете» или воздушном поцелуе. Не похоже, чтобы эта женщина одобрила бы воздушный поцелуй.
– Да. Хорошо. Входите. – Она мгновенно выдернула руку, но ее взгляд задержался на мне, как бы оценивая. – Проходите, пожалуйста. Побеседуем в гостиной. Меня зовут Камилла Трейнор.
Женщина казалась усталой, как будто уже много раз произнесла сегодня эти слова.
Я последовала за ней в огромную комнату с двустворчатыми, от пола до потолка окнами. Тяжелые шторы элегантно ниспадали с массивных, красного дерева карнизов, персидские ковры с замысловатыми узорами устилали полы. Пахло пчелиным воском и старинной мебелью. Повсюду стояли элегантные столики с многочисленными резными шкатулками. И куда только Трейноры ставят чашки с чаем?
11