— Гай… — Мэдди затрясла головой, не желая давать несбыточных обещаний.
— Один месяц, — повторил он, сжимая руки Мэдди. — После этого мы поговорим, клянусь.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — я…
— Ты сможешь разобраться, чего хочется тебе, — продолжал гнуть свою линию Гай, — и ты спросишь Айрис, чего хочет она. Если вы обе скажете мне, что хотите уйти, тогда, — он сглотнул, отвел взгляд, и его лицо исказилось от неприятия этой мысли, — я не буду стоять у вас на пути.
— Я хочу быть рядом с Люком, — сказала Мэдди, разделяя слова, но спокойно и доброжелательно — насколько вообще возможно произнести нечто подобное мягко и миролюбиво. — И всегда этого хотела. Айрис будет счастлива так или иначе, — Гай всё еще не смотрел на нее. Мэдди сжала его ладонь, заставляя поднять взгляд. — Пожалуйста, не нужно мне мешать. Месяц всё равно ничего не изменит.
Но Гай не желал ничего слушать.
— Посмотрим, — только и сказал он, поворачиваясь, чтобы идти к остальным, — посмотрим.
Они без удовольствия отсидели следующие два часа на жаре: засохшие сэндвичи, теплое шампанское и наполовину растаявшее сливочное мороженое с фруктами — таким официанты доносили его до столика.
— Ну и ладно, — сказала Айрис, которая по крайней мере снова развеселилась. Она восседала у бабушки на коленях, позади нее сверкало море, с одного боку был дедушка, а с другого хихикала милая Люси.
Мэдди села как раз напротив них между Питером и Деллой, как можно дальше от Гая. Она не смотрела на него, если, конечно, ее разгоряченную кожу не начинал царапать его настороженный взгляд. Ей хотелось уйти, разыскать Люка в его квартире и всё ему рассказать, чтобы он больше ни секунды не прятался в тени. Мэдди злилась на Гая, и чем выше поднималось солнце, раздражая своим светом ее утомленные глаза, тем сильнее становилась ее злость. Ее возмущало, что муж апеллирует к устаревшим законам, связывавшим ее по рукам и ногам и предъявлявшим крайне жесткие требования. Но хуже всего выглядело его предположение, что общение Айрис с Люком без его сопровождения может навредить девочке.
Как он только посмел выдумать такое?
— Он в отчаянии, — прошептала Делла. — Вот и защищается, как может.
Мэдди тяжело вздохнула.
— И я должна проникнуться к нему сочувствием? Не хочу, — шепнула она подруге.
— В самом деле? Но ты всегда была падкой на жалость, — пожал плечами Питер.
Да, именно так. Отчасти поэтому Мэдди избегала смотреть мужу в глаза. Если бы она посмотрела и позволила себе разглядеть тревогу, которая неизбежно сквозила в его взгляде, ей было бы труднее идти до конца, она это знала. Ярость, злость были ее единственными союзниками. Они были нужны ей.
Без них бороться с Гаем стало бы гораздо сложнее.
— Ты ведь не позволишь ему в самом деле присутствовать, когда Люк встретится с Айрис, правда? — спросил Питер.
— Конечно, не позволю, — шепнула Мэдди.
Она не собиралась придерживаться никаких условий Гая. Она не просто заставит его принять, что Айрис должно быть позволено познакомиться с Люком без посторонних, но и сама продолжит видеться с ним наедине. При каждой возможности, которая будет выпадать.
Просто ей следовало сохранять осторожность, чтобы Гай не узнал, что она это делает.
Она отодвинула нетронутое мороженое, блюдечко звякнуло о бокал. Мэдди ничего не могла с собой поделать. Она подумала, что обман дастся ей непросто. Совсем нелегко. Как бы бесчестно ни вел себя Гай, он все же оставался Гаем. Мэдди не нужно было смотреть на него, чтобы помнить об этом. Или о том, как он любил ее все эти годы.
А еще о том, как упорно он трудился, чтобы сделать ее счастливой.
— Золотце Мэдди, — сказал Питер, который, конечно, всё это понимал. И всегда глубоко уважал Гая.
Мэдди уставилась на сверкающее море и рыбаков в разноцветных лодках, думая о словах Люка. «Мне претит вот так скрываться». Ей тоже это было невыносимо.
Но у Гая в руках были все карты. И он попросил целый месяц.
Что им оставалось, кроме как дать его Гаю?
— Ничего, как видно, — сказал Люк, когда гораздо позже в тот же день, как только Гай снова уехал в больницу, а Айрис отправилась к Делле, Мэдди удалось добраться до его квартиры.
Она не могла остаться там надолго. Гай намеревался ужинать дома, а солнце уже клонилось к закату. Мэдди видела через окна заднего фасада, как оно раскрасило гладкую поверхность Аравийского моря: тот самый вид, который был ей так дорог. Люк не зажигал ламп. Белые стены и мозаичный пол быстро темнели, купаясь в последних розовых лучах. Мэдди не хотелось покидать это место. Она положила руку Люку на грудь, напоминая себе, что пора уходить.