— Как же хочется заявиться к нему в больницу и высказать всё, что я о нем думаю! — с чувством сказал Люк.
— Не надо, — ответила ему Мэдди почти тем же тоном, каким ответила отцу после того, как они высадили Айрис у дома Деллы и она рассказала родителям о предложении Гая. «Я бы его вразумил», — пробурчал Ричард, сжимая руль. «Думаешь, я не пыталась?» — ответила Мэдди.
— Он нам нужен, — сказала она Люку. — Иначе это будет борьба на долгие годы, скандал. И даже так он может не дать согласия на расторжение брака. Айрис навсегда станет ребенком, которого…
— Я знаю, — произнес Люк, и Мэдди увидела в его темных глазах ту же злость, что испытывала сама. — Меня это просто бесит.
— Только месяц, — сказал она, убеждая не столько любимого, сколько себя. — Всего месяц.
— За месяц может многое произойти, — возразил Люк.
— Больше никто и ничто не разлучат нас, — проговорила Мэдди. — Мы пройдем через это и приедем домой снова женатыми, как то и должно быть. А здесь у тебя будет время познакомиться с Айрис! До того, как мы ее увезем.
Это Элис помогла Мэдди разглядеть в происходящем хоть что-то хорошее. Хотя она, в отличие от Ричарда, осторожничала и, стараясь не обвинять не только Гая (разумеется!), но и Люка, спокойно настаивала лишь на том, что Мэдди лучше не принимать поспешных решений. И она ни разу не заставила Мэдди почувствовать себя виноватой за стремление уехать с Люком в Англию, хотя ужасно боялась потерять дочь и внучку.
Единственное, что вывело Элис из отрешенности, неприятно удивив ее, это желание Гая присутствовать на встречах Люка и Айрис здесь, в Индии.
— Не представляю, что со мной бы случилось, если бы Эди так себя повела, — Элис помрачнела.
— Ей такая низость в голову бы не пришла, — тихо сказал Ричард.
— Нет, — признала Элис еще тише. (Родители Мэдди продолжали вести себя необъяснимо чопорно по отношению друг к другу.) А затем продолжила, снова обращаясь к дочери: — Но ты не должна забывать, что знакомство с родным отцом поставит с ног на голову весь мир Айрис. Такое нельзя решать второпях.
Тогда Мэдди предложила, чтобы Люк встречался с Айрис на вилле ее дедушки с бабушкой. «Нейтральная территория».
— Я поговорю с Гаем, — сказала Элис со вздохом, означавшим, что это не самое простое и приятное задание. — Я уверена, он поймет, что в знакомой обстановке Айрис почувствует себя увереннее и потрясение окажется не таким сильным. Да и ему самому будет спокойнее от того, что они под моим присмотром.
Ричард глянул на жену с подозрением, явно удивившись не меньше Мэдди ее явной беспристрастности. Они-то предполагали, что Элис примет сторону Гая. Но в реальности — и это тронуло Мэдди до глубины души — единственной, кого поддерживала мать, была именно она.
— Приезжай завтра, — сказала Мэдди Люку, прокрутив все это в голове. — Увидишься с Айрис после школы.
— Ты уверена, что она готова? — спросил он.
— Не имею представления, как это определить, — честно призналась Мэдди. — Но она спрашивала про тебя, хотела узнать, где ты.
— Боюсь, она снова испугается, — заволновался Люк.
— Нет, — уверила его Мэдди. — Нет. Мы этого не допустим. Все будет иначе. И моя мама поможет.
— Как жаль, что ей придется общаться с незнакомцем, — ответил Люк. — Мне бы хотелось…
— Я знаю, — сказала она, обхватив ладонями его лицо и прижавшись губами к его губам, словно охватившую их тревогу можно было унять поцелуем. — Все пройдет легко, — сказала Мэдди, стараясь придать каждому слову толику уверенности, которой им обоим так не хватало. — Вот увидишь. Однажды всё станет так, будто ничего этого и не было.
Люк медленно кивнул. Она видела, как сильно ему хотелось поверить ей. Мэдди кожей чувствовала, как ему это необходимо.
«Поверь, — подумала она, целуя его снова, — пожалуйста, поверь. Тогда и я смогу. Наша дочка никогда не поверит в нас, если мы сами не сможем».
Мэдди, конечно, сильно задержалась. К приходу Гая она едва успела домчаться до Деллы и забрать Айрис, а потом быстро вымыться, чтобы на коже не осталось и следа от украденного часа, который она провела с Люком.
Она заканчивала укладывать волосы к ужину, когда в спальню заглянул Гай. Мэдди увидела в зеркале его усталое, несчастное лицо и букет цветов в руке. Господи боже мой!