Мэдди медленно кивнула.
Осудят, конечно, и многие. Они оба это знали.
Но она сказала:
— Мы будем вместе. Мы уедем в Англию вместе с Айрис.
— Мы это сделаем, — эхом повторил Люк. — Нас не остановить никому.
— Ты абсолютно точно можешь положить этому конец, — заверил Гая адвокат, его старый школьный приятель по имени Генри Парсонс. Он хоть и не был близким другом Гая, но знакомство позволяло приехать к нему домой даже в столь поздний час.
Парсонс оказался очень полезен месяц назад, когда Люк только появился, — просмотрев документы, он заверил Гая, что его брак с Мэдди является действительным и что только он вправе прервать его путем аннулирования или развода.
— Она не имеет права подать на тебя в суд, — сказал адвокат, — если только ты не дашь ей повода тем, что, к примеру, изнасилуешь другую женщину или совершишь инцест.
— Ну, такого я вытворять не собираюсь! — воскликнул пораженный цинизмом приятеля Гай.
Парсонс засмеялся, будто это была остроумнейшая шутка.
Нынче вечером он был так же расслаблен, как и в прошлый раз, потягивал свой виски и говорил Гаю, что ему не о чем беспокоиться. Совсем. Потому что суды абсолютно точно признают его право считаться отцом этого ребенка. Ведь это он является мужем Мэдди, и никто другой.
— Мы можем получить постановление суда, по которому Мэдди не сможет покинуть Индию, будучи беременной, — предложил он. — Как отец ребенка ты юридически являешься его опекуном. И ты безо всяких вопросов сможешь получить над ним полную опеку, как только он родится.
— Хорошо, — сказал Гай, ерзая в кресле. — До этого я доводить бы не хотел…
— Разумеется, разумеется, — согласился Парсонс, вынимая из коробки сигару, — но, ради бога, не ставь ее в известность. К чему доводить дело до суда? Просто немного поговори с ней, убедись, что она понимает, какие последствия ее ждут, если она продолжит заниматься всякой ерундой. Мне кажется, она не из тех, кто станет выставлять себя в дурном свете перед собственными детьми. Как я уже сказал, ты можешь заявить право на опеку и над Айрис тоже.
Гай смотрел в свой стакан виски, не понимая, как могло дойти до такого. Совсем недавно они все были так счастливы. Он был так счастлив…
— Не заморачивайся! — ухмыльнулся Парсонс. — Мэдди никуда не собирается, дети тоже. Твоя семья в безопасности, дружище.
Гай кивнул. Хотя ему по-прежнему было не по себе, он чувствовал себя гораздо спокойнее. Слова школьного приятеля, сказанные с такой уверенностью, казались ему разумными, почти уместными, пока он сидел в его обитом деревом кабинете в окружении юридических книг.
Такими они казались ему и по дороге на виллу.
И потом, когда он подъехал и выяснил, посмотрев на освещенные окна спальни Мэдди, со смешанным чувством облегчения и страха, что она не только дома, но даже еще не легла, хотя было почти двенадцать ночи. Правильнее всего было бы пойти и призвать ее к порядку, расставив все точки над «и».
Всё уже сказано и сделано. Она просто не оставила ему выбора!
Он ее муж. Она сама решила выйти за него и вверить его заботам Айрис, а теперь носила его ребенка. (В том, что ребенок его, Гай не сомневался. Он был уверен. Абсолютно. Полностью, исключительно и несомненно.) Он почти слышал биение его маленького сердечка и даже представлял, каково будет впервые взять его на руки. Он не позволит этой глупышке, этой замороченной любовными бреднями девчонке лишить его этого счастья!
Но всё же, медленно поднявшись по ступенькам, а потом стоя возле ее спальни с занесенной рукой, чтобы постучать в дверь, он терзался сомнениями, сможет ли, глядя ей в глаза, произнести всё то, о чем говорил Парсонс.
И вдруг, непонятно почему, ему вспомнилась записка, которую посыльный оставил для него в «Си Лаундже» в самом начале этой грустной истории, после обеда в честь дня рождения Айрис. Записка была от Элис. Она настояла, чтобы посыльный Гая отнес ее как можно скорее («В полуденную-то жару, саиб!» — с негодованием пожаловался потом слуга), вероятно желая, чтобы Гай получил ее сообщение до того, как что-то станет происходить.
Да, начало того мучительного обеда было нелегким…
«Я ничего не скажу Мэделин, — писала Элис, — но мне нет нужды говорить тебе, что она никогда не простит тебя за то, что ты попытался использовать Айрис против нее. У меня самой смешанные чувства: я понимаю, почему ты так поступил, и мне тоже страшно. Но я обещала Айрис, что ты больше никогда, ни при каких обстоятельствах не сделаешь ничего подобного и она не лишится возможности видеть кого-то из нас. Я сказала ей, что ее родители — всегда, при любых обстоятельствах — будут заботиться о ней и приносить ей радость.