Гланька не ответила. Она что-то высматривала за окном машины. Потом свернула с шоссе, а через пару минут остановилась.
– Пошли выпьем по чашке кофе. Тут рядом есть вполне пристойное заведение, насколько я помню.
Заведение было и впрямь недурственное – ресторанчик на первом этаже старинного особняка, по-английски утопающего в зелени и цветах, несмотря на декабрь. Гланька быстренько разобралась с официантом и принялась за печальное повествование о явлении Рафы Муромского молодому лорду Лоутону.
Итак, она готовила программу, торчала на студии с утра до ночи, а Седрик предавался тому занятию, которому его научили в Кембридже. На сей раз у него был повод пить – рухнул очередной план спасения этого самого завода по изготовлению роскошных яхт по индивидуальным заказам. Семейство Лоутонов владело предприятием уже больше ста лет, а Седрик там часто бывал в детстве и юности, даже знал несколько семей рабочих, которые вкалывали на заводе из поколения в поколение. В общем, для него банкротство RWG было личной драмой. Так как бизнесмен из него никакой, выход существовал, собственно, один – или продать RWG целиком, или найти компаньона, который купит часть акций и будет располагать достаточными средствами, чтобы выплатить долги и заняться модернизацией. Вот Седрик и носился с этой идеей, а потом вдруг решил, что компаньоном может быть русский, у которых, как известно, денег теперь немерено…
– Это не твое влияние?
– Ты с ума сошел?!. – с изумлением уставилась на Ледникова Гланька. – Я как могла убеждала его – только не связывайся с русскими!.. Но они же все видят только Абрамовича с его «Челси». Помешались на своем футболе! И потом, эти бесконечные разговоры, что русские скупают лучшие дома и квартиры в Лондоне за сумасшедшие деньги…
– Но ведь действительно скупают.
– Я не говорю, что не скупают. Я о том, как это действует на английские мозги… В общем, я пыталась объяснить Седрику, что дело это – мутное. «Ты же, – говорю, – знаешь, как у нас проходила приватизация и как сколачивались эти состояния. За ними в любой момент могут прийти и потребовать все обратно. И что ты будешь тогда делать?» Но куда там! Он вдруг вспомнил о миссии белого человека. Чем, говорит, быстрее мы сделаем русских предпринимателей частью цивилизованного бизнеса, тем быстрее они изменятся сами и изменят Россию! Россию он собрался изменить, представляешь?
– Слушай, а их первая встреча с Рафой правда была случайной? Может, ее кто-то специально организовал? Сам Муромский или кто-то другой?
– Понятия не имею. Все закрутилось с дикой быстротой. Потом, у меня своих дел по горло…
– Ну, и что дальше?
– А дальше этот мальчик Рафа стал ходить к нам в гости. Мы к нему тоже пару раз ездили… Планы такие разворачивал – куда там пятилетним! У него уже портфель заказов набит! Все российские миллиардеры выстроились в очередь! Теперь им без яхт не жизнь, причем самых дорогих, эксклюзивных, ручной работы. Будем их отделывать бриллиантами и золотом! Все та же ленинская мечта о золотом унитазе.
– И твой замечательный жених всему этому верил? – уточнил Ледников. – Верил, что все это всерьез и надолго, как нэп?
– Седрик в этих делах особенно не разбирается. А RWG для него – святое. В общем, юристы начали готовить сделку. И тут что-то переменилось. Все началось со смерти Муромского-старшего. Рафа стал крутить хвостом, что-то опять про футбольный клуб понес. Седрик, наоборот, решил, что надо спешить… Мне это все сразу показалось подозрительным. Я говорила Седрику: тормози, пока не поздно! Я его умоляла, понимаешь? Но…
Гланька задумалась, то ли подбирая слова, то ли решая, что стоит говорить, а о чем лучше и умолчать.
– Он вдруг как будто подпал под влияние этого мальчика, – неохотно сказала она. – Когда тот стал наследником состояния Муромского… Говорил, что у него возможности теперь не ограничены…
– А как наследство поделено между Рафой и его матерью?
– Я не знаю. По-моему, там есть серьезные проблемы – завещание не согласуется с брачным контрактом. Но Рафа уверял, что все это ерунда и бабки достанутся ему.
– А этот Рафа, он что из себя представляет?
– Змееныш, – поморщилась Гланька. – Ядовитый змееныш. В нем злобы выше крыши. Причем на всех. И не потому, что его кто-то когда-то обидел, а от природы, видимо. Душа у него такая – мерзкая. А на вид – пацан пацаном. Мне каждый раз, когда он на меня смотрел, хотелось ему рожу набить. Смотрит на тебя, а на уме явно что-то гнусное…
– А что же твой лорд? Слепой, что ли?
Гланька раздраженно махнула рукой:
– Он не просто лорд, а лорд-гуманист! А это диагноз неутешительный. Когда я ему говорю, что такое Рафа, он начинает объяснять мне, что внешность обманчива, а я слишком пристрастна к своим соотечественникам. Это он мне объясняет, кто такие мои соотечественники!