Тут Женька вдалеке увидел Ольгу. Девушка, как всегда, шла на огромных шпильках, которые предпочитала любой другой обуви, и оглядывалась, словно ища кого-то в толпе. Он обрадовался этому знаку, значит, она тоже ждет, что он придет, значит, любит, значит, все правильно он сделал, и на этой мысли инстинктивно потрогал карман, где лежало кольцо.
– Зря вы так, – уважительно сказал парень, про которого Евгений уже успел забыть, – вы просто ее не знаете, она особенная. Кстати, вон она идет.
Парень показал в сторону идущей Лельки.
– Вон та, в розовом, – повторил он с придыханием. – Правда великолепная? – спросил счастливый до безумия молодой человек.
Секунд пятнадцать ушло на понимание того, что речь идет именно о Ляльке, той самой, которой он принес кольцо в маленькой красной коробочке в форме сердца.
«Пятнадцать секунд, многовато, Женька, стареешь», – мелькнула в голове постыдная мысль.
Но Ольга остановилась, устав, видимо, катить тяжелый чемодан, и Евгений выбрал вариант ретироваться. Счастливый конкурент, подбежав к его несостоявшейся невесте, на некоторое время закрыл Евгения, но все равно коридор был небольшим, и пройти мимо незамеченным было практически невозможно. Как майор ФСБ, он дал себе один шанс из ста, что сможет это реализовать, и, чтоб хоть немного увеличить процент счастливого исхода дела, стал оглядываться по сторонам.
Красивая шляпа с большими полями сейчас лежала на чемодане, а ее хозяйка была отвлечена тем, что с сосредоточенным видом раздавала билеты и документы своей семье для прохождения в зону вылета.
Стараясь не побеспокоить женщину и проверяя свои навыки, Евгений незаметно стянул головной убор с чемодана и надел на голову широкополую красавицу, надеясь хоть как-то замаскироваться под ней.
Быстро проходя мимо еще пять минут назад невесты, Женька вдруг понял, что ему стало легче, и удивился этому чувству. Оно было простым и каким-то верным, словно кто-то другой за него решил и больше ничего не надо исправлять и думать. Не надо становиться как все, не надо заставлять себя быть счастливым по общему сценарию. Но насладиться этим чувством не получилось. Сзади послышался вопль:
– Держи воровку!
Он был настолько воинственным, что Евгений Бабушка сразу понял: этот призыв летит за шляпой – и даже немного испугался, прибавив шаг, надеясь все же успеть покинуть коридор. Но он недооценил русскую женщину, она не готова была терять свой трофей, приобретенный на турецком берегу в жестком торге с африканским мигрантом, и не положилась на русский авось и своего мужа, что, в принципе, одно и то же. Дама со скоростью света, которая, казалось, была невозможна, учитывая ее вес и комплекцию, догнала Евгения и, не доверяя одним словам, всем весом рухнула на майора. Поверженному мужчине даже показалось, что его кости предательски хрустнули и обратной дороги встать на ноги уже не будет.
– Сволочина крашеная, – сказала женщина уже не так рьяно и стянула с Евгения шляпу.
Женька хотел возмутиться, что это его натуральный цвет волос, но промолчал, не потеряв до конца надежду остаться незамеченным для бывшей невесты.
– Мужик, ты что, того? – увидев, что ошиблась в половой принадлежности вора, дама даже с сожалением взглянула на поверженного врага. – Ты из этих, что ли?
Было видно, как женщина пытается подобрать слова, но ничего, кроме неприличного, не приходило, видимо, ей на ум, и она, не забывая, что все-таки леди, усиленно пыталась подыскать приемлемое. И вот когда ничего не нашлось и уже оскорбительное, по ее мнению, слово готово было слететь с губ, к ним подлетел супруг грозной дамы.
– Моя, ты не ударилась? – поинтересовался краснолицый и заботливо оглядел сидящую на Евгении победительницу, не обратив никакого внимания на поверженного ею врага.
– Витя, ты только не бей его, – затараторила супруга, видимо зная о вспыльчивости мужа. – Он этот, ну, которые как бабы, – она все-таки нашла нужное слово, чтобы не ругаться при людях, – видимо, не сдержался, увидев такую красоту, – на этих словах она водрузила вернувшийся к ней трофей обратно себе на голову, так и не встав с Женьки.
Пока супруг Виктор от злости и ненависти еще больше наливался кровью, Жека поглядывал в сторону Лели, в душе все еще надеясь остаться для девушки незамеченным.
Почему? Он не мог ответить на этот вопрос сейчас, просто было стыдно и противно, было мерзко и отвратительно. Не хотелось пустых и никому не нужных разговоров. Но больше всего в этом всем, конечно, было стыда. Сейчас, лежа на грязном полу аэропорта Шереметьево, Женька поклялся никогда больше не заставлять себя остепениться и жить «как все». Видимо, не для него это «как все». Ну ведь не может у всех быть одинаково, как под копирку, наверно, где-то между работой и гулянкой он все же пропустил свою любовь, ту, что предназначена была ему богом. А может, и не было ее, ну не выделил Господь ему вторую половину, решив, что его задача – прожить эту жизнь для чего-то другого. Значит, не будет ни яичницы по утрам, ни бокала вина по вечерам, и детсад останется только в воспоминаниях детства, с ненавистной кашей в комочках. Не будет и задушевных разговоров с собакой, потому как одному Женьке ее не потянуть. Бедное животное будет одно дома скулить и мечтать о возвращении своего хозяина.