— Слышала поговорку? Любопытство сгубило кошку, — первородный сжимал ледяные пальцы на шее Лоуринг, наслаждаясь смертельным ужасом в ее глазах. — Чего ты добилась, вломившись в ту комнату, Эмили? Чего, я спрашиваю?! — буквально проорал он, отшвыривая от себя девушку. Та упала на ковер, задыхаясь и кашляя. — А я ведь доверял тебе, — угрожающе-тихо закончил он.
— П-прости, — всхлипнула Лоуринг, дрожа всем телом. Она не могла смотреть на Клауса. Просто не могла.
— Ах, вот как, значит? — елейным голосом проговорил Майклсон. — Хм. Вот на это можешь не рассчитывать. Ты предала меня, а это я не прощаю никогда. Кстати, — вампир вдруг сменил тон — как будто они с Эмили сейчас сидели за чашечкой чая, как старые добрые друзья, — хороший домик, — он прошелся по гостиной и взял в руки одну из фотографий. Девушка молчала, глубоко и часто дыша. В глазах помутнело, во рту ощущался привкус крови. — А знаешь, что самое интересное? Что я с легкостью в него попал. Скажи-ка, дорогуша, — Клаус метнулся к Эмили и присел рядом с ней на корточки. Та отпрянула. — Кому принадлежит этот дом?
— М-м-мне, — пролепетала Лоуринг.
— Не лги! — окрик Майклсона показался девушке оглушительным громовым раскатом. — Правду, Эмили!
— М-м-моей подруге, Джинни Уайт… — выдавила из себя девушка, сжав в беспомощной ярости кулаки. Она не хотела подставлять ее. Не хотела…
— О, ну тогда другое дело! — Клаус вдруг расплылся в самодовольной ухмылке и поднялся с места, принявшись шагать из стороны в сторону. — Весьма занятно, не находишь? Ты сбежала от одного монстра, чтобы жить с другим.
— Что? — слова Майклсона не желали укладываться в голове Эмили. Она подняла бледное лицо на первородного, безмолвно требуя пояснений.
Клаус заложил руки за спину и отошел к окну:
— Дам тебе одну подсказку. Если бы ты была хозяйкой этого дома — ты, или какая-нибудь милая тетушка, я бы не смог попасть внутрь. А так как дом записан на малышку Джинни, то… — вампир выразительно взглянул на Лоуринг, выжидающе вскинув бровь.
На обескровленном лице Эмили вспышкой отразилось осознание, а затем она яростно затрясла головой:
— Нет… нет… Не может быть! Этого не может быть!
— Еще как может! — Майклсон издал короткий смешок. — Да, мисс Уайт не так проста, как кажется. О, малышка Джинни одержима лишь одним желанием: найти того, кто ее обратил… Тогда, летом сорок третьего, в Италии.
— Нет… — снова в исступлении прошептала Эмили, но Клаус продолжал:
— Странно, что у тебя нет следов укусов. Неужели маленькая медсестричка ни разу не питалась своим живым пакетом с кровью? Хотя, наверное, питалась — и тут же заметала следы, а? Хмм… Ладно, к черту болтовню, — Майклсон шагнул к Лоуринг и рывком поднял ее на ноги. Та с шумом втянула воздух и сжала зубы. — Слышал, ты занимаешься танцами? Неплохо, — хмыкнул Клаус. А знаешь, что? Станцуй для меня.
— Что?
— Станцуй для меня, — повторил первородный, — и если я останусь доволен увиденным, отпущу тебя.
Эмили горестно покачала головой:
— Нет, не отпустишь. Ты не за этим приехал сюда, не для того искал все эти пять месяцев. Я даже знаю, что выдало меня — тот звонок родителям.
— Ты все равно станцуешь, — тон голоса Клауса не сулил ничего хорошего, — а я посмотрю.
— Нет!
— Танцуй, я сказал! — заорал Майклсон, и на Лоуринг нахлынула уже знакомая жаркая волна, несущая тупую покорность. Она послушно сделала шаг назад и, подойдя к магнитофону — еще одному приобретению Джинни, нажала на кнопку включения. Из динамиков полилась плавная, и в то же время ритмичная музыка, и девушка принялась двигаться в такт завораживающей мелодии — сначала неохотно, затем более уверенно, снимая в процессе пальто, шарф, берет…
Клаус расположился в кресле, закинув ногу на ногу, наблюдая за тем, как танец захватывает Эмили, как она кружится на месте, запрокидывает голову, вскидывает руки, поводит бедрами и изгибается. Однако в глазах ее нет страсти, увлечения, огня, лишь покорность, вызванная внушением.
Ты снова летишь на сломанных крыльях,
Приди приди, то, что ты получила,
Эмили ты такая жестокая,
Эмили, ты мне нужна,
Эмили, ты разбиваешь мне сердце… — пел некто хрипловатым голосом, и Майклсон прикрыл глаза, чувствуя приступ душевной боли от уязвленного самолюбия и жестокого предательства. А ведь, казалось, он отключил все чувства!
Хочешь ли ты быть моей девушкой только этой ночью?
Хочешь ли ты быть моей любовью всегда?
Хочешь ли ты быть моей девочкой, детка, для одной ночи?
Сохранишь ли ты мою любовь, о детка, сейчас или никогда.
— Сейчас или никогда… — повторил Клаус и рывком поднялся с кресла. Подскочив к Эмили со спины, он схватил ее за голову и резко дернул в сторону. Раздался хруст шейных позвонков, и тело девушки обмякло в его руках. Месть свершилась, он сделал это. Тогда почему же он не чувствует удовлетворения?
Майклсон, повинуясь внутреннему порыву, поднял Лоуринг на руки и всмотрелся в ее лицо. Две влажных дорожки навек застыли на помертвевших щеках. Ее разум подчинился его воле, но она сама — нет. Эмили танцевала в последний раз, мысленно прощаясь с жизнью. Ее любопытство и доверчивость сыграли с ней жестокую шутку.
Сам не понимая, для чего, Клаус отнес Лоуринг в одну из спален и уложил на кровать. Облако волос, некогда русое, а теперь каштановое, разметалось по подушке. Руки ее, по-прежнему изящные, сложил на груди и отступил назад. Эмили казалась спящей, если не считать следов слез.
Больше находиться здесь не было смысла, и Майклсон покинул последнее пристанище своей натурщицы. Переступив порог, он тотчас забыл об Эмили Лоуринг, ибо снова отключил чувства. Так спокойней. Лучше мертвенная пустота, чем вопли неудовлетворенной мести и вины.
***
Джинни чувствовала: дома что-то не так. Ощущение это пронзало ее изнутри, точило, подобно древесному жуку. Что-то не так. Что-то с Эмили. Мысль эта засела в мозгу подобно пуле, не давая Уайт сосредоточиться на охоте. Она уже несколько минут флиртовала в закусочной с одним заезжим пареньком, однако дурное предчувствие спутало все карты. Все-таки подруга стояла превыше неутоленной жажды крови, и девушка, извинившись, поспешила домой.
Как и Эмили совсем недавно, Уайт встретила гробовая тишина. Не к добру это. Джинни нахмурилась. Что могло произойти, пока она вышла поохотиться? Девушка прошла на кухню и увидела на столе полупустой пакет и лежащие вокруг продукты. Итак, Эмили дома. Уайт напрягла вампирский слух. Тишина. Странно, может, она выложила покупки и ушла? Но тогда бы Лоуринг не забыла бы закрыть дверь…
Джинни медленно двинулась в сторону гостиной, и тут она уловила следы чьего-то присутствия. Запах чужака — смесь дорогого одеколона, мускуса и… крови. И еще этот особый сладковатый запах, свойственный вампирам. Такой себе ярлычок, позволяющий распознавать своих.
Взгляд Вирджинии упал сначала на лежащую на ковре скалку, затем — на верхнюю одежду, сваленную посреди комнаты. На столике шипел магнитофон — кассета закончилась, а ее никто так и не сменил. Уайт рассеянно выключила его и, нахмурившись, обвела комнату взглядом. Нет следов борьбы… Ничего нет, кроме одежды и скалки на полу. Что же это такое?
Мучительные раздумья Джинни были прерваны звуком приближающихся шагов — тихих, неуверенных. Девушка почуяла знакомый запах и, приготовившись, обернулась мысленно напрягшись. Перед ней стояла Эмили — с растрепанными волосами, бледная, растерянная, с темными кругами под глазами. Уайт ахнула, прижав ладонь к губам. Нет, только не это!..
— Джинни… Что со мной?