«Это ни хрена не смешно», — заявила я, и, черт возьми, так оно и было.
Он продолжал смеяться.
«Что произошло вчера с тобой?» — Потребовала я ответа.
«Я расскажу тебе позже». — Он отвечал со смехом, уткнувшись мне в шею.
«Сейчас».
«Позже», — пробормотал он.
«Сейчас же, Люсьен!» — Настаивала я. — Ты не можешь бросить меня после этой драмы, я так беспокоилась о тебе, а потом не…
Я перестала терзать его мозг, замолчав на полуслове.
И сделала это по двум причинам. Первая, потому что он тоже замер. Полностью. Почти так же твердо, как тогда, когда мы говорили о моем сне. Вторая, потому что одна часть моего идиотского мозга уловила то, что на самом деле говорила другая, более идиотская часть моего идиотского мозга.
Он поднял голову. Я повернула шею, глядя на него, и пожелала, чтобы мои возможные вампирские способности распространялись на повернуть время вспять, и я смогла взять свои слова обратно.
— Ты беспокоилась обо мне? — Спросил он.
Я попыталась уйти от прямого ответа. «Ну, знаешь, любая бы забеспокоилась, если бы кого-то увезли посреди ночи».
— Другие бы не беспокоились, если бы ненавидели человека, которого увозили ночью, — логично заметил он, но его голос был чистым бархатом и скользил по каждому дюйму моей кожи.
Почему, о, ну, почему я была такой чертовой неудачницей!
«Не придавай этому особого значения, Люсьен», — добавила я.
Он ухмыльнулся, своей высокомерной ухмылкой.
— Трудно не придавать значения, зверушка.
«Ну, ты все же попробуй», — вставила я.
Его лицо приблизилось, голос по-прежнему был бархатным.
— Мне больше нравится то, что я считываю по твоему лицу.
«Могу напомнить, ты отшлепал меня прошлой ночью? Отшлепал меня!» — огрызнулась я.
— О, я помню. — Все еще бархатный, все еще скользящий по моей коже, теперь у меня мурашки побежали по коже. Затем его веки медленно опустились наполовину, и он пробормотал: — Думаю, мне следовало это сделать при твоем Посвящении, первом кормлении. Сэкономили бы время.
Я напряглась, затем дернулась в его объятиях. Понимая, что это не возымеет никакого эффекта, но все же пробуя выбраться из его рук, я чувствовала себя лучше.
Самое время было сменить тему.
«Я хочу есть», — заявила я.
«Я тоже», — прошептал он.
Черт бы его побрал, но его слова нашли отклик в моем теле. Я почувствовала, как мои соски затвердели, и мгновенно стала мокрой.
Он это отлично знал. Я знала, что он знал, потому что увидела вспышку довольной, самодовольной улыбки, прежде чем его лицо исчезло у меня на шее. Его губы прошлись вниз по моей груди, обхватив меня за талию одной рукой, другой приподняв кофточку, он обнажил одну мою грудь.
Я ахнула.
Затем почувствовала его язык сбоку у моей груди, огонь вспыхнул у меня между ног, и я заерзала.
«Верни мне голос», — прошептала я, и в тот момент, когда я произнесла слова, его разум отпустил мой, и я почувствовала прилив крови.
— Боже мой, — выдохнула я.
Бессильная остановить этот процесс, мои руки сами потянулись к его голове, сжимая в кулаках его волосы, прижимая его голову к себе, когда сладкий, знакомый трепет от его кормления пронзил меня.
Его рука поднялась, пальцы обхватили мое запястье, он отвел мою руку в сторону и опустил вниз. Переплел наши пальцы и направил мою руку в мои пижамные штаны, под нижнее белье, прямо к моей сердцевине. Его пальцы манипулировали моими на самой моей чувствительной части, чем он добивался более глубокого отклика. Я занялась клитором, а его рука двинулась ниже, палец скользнул в меня, затем два, затем они задвигались, ритм уверенный и сильный, отработанный и мощный, нарастающий с интенсивностью и быстротой.
С кормлением и моими собственными пальцами, его толчками мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы кончить.
— Люсьен, — прошептала я своим хриплым голосом, и когда я прошептала, моя сжатая в кулак рука в его волосах сжалась, одновременно прижимая его голову еще ближе к своей груди.
Это было всепоглощающе. Это было прекрасно. У меня не было этого уже три недели. Сейчас этот оргазм питал меня.
Он зажал мою руку под своей между моих ног, языком зализал рану на моей груди, приподнялся и перекатился.
Прижавшись всем своим весом к моему боку, уткнувшись лицом в мои волосы, он заговорил.
— Ты сломилась, — объявил он с победной теплотой в голосе.
Я подозревала, что он не ошибся.
Но ничего не ответила.
— Теперь ты моя, — продолжал он, тепло победы становилось жарким, жестким, диким и свирепым.