И это пугало меня до смерти.
— Лия? — Позвал Люсьен.
— Мм? — Ответила, глубоко задумавшись.
— Послушай меня, — приказал он, и когда я сосредоточилась на нем, он продолжил: — Я хочу, чтобы ты слушала очень внимательно, дорогая. — Он выглядел очень серьезным, убийственно серьезным, поэтому я кивнула. — Я не хочу, чтобы ты спала, когда меня нет рядом. Пока эти сны не пройдут, ты спишь только со мной, когда я дома, предпочтительно, когда ты со мной лежишь в постели.
Я снова кивнула не потому, что решила подчиниться его приказу, а потому, что догадалась, что он был прав. Он был катализатором, остановившим мой кошмар, и я не хотела еще раз видеть и переживать, как меня вешают на невидимой веревке, чувствовать при этом ужас, наблюдая, как Люсьена сжигают на костре, я была готова уступить ему на этот раз.
— Хорошо.
И почувствовала, как его большое тело расслабилось рядом со мной, а я и не заметила, как весь разговор он был напряжен. Потом уткнулась лицом ему в шею и обняла, прижимаясь еще ближе.
— Мы закончили разговор? — спросил он в мою макушку.
— У меня имеется еще миллион вопросов, — ответила я ему в горло.
— Они могут подождать до завтра?
Учитывая, что завтра уже наступило, и учитывая еще и другие причины, я хотела получить множество ответов сейчас. Теперь, когда я была в ударе, не важно, что меня это пугало, я все равно хотела узнать, как можно больше, чтобы понять, с чем я столкнулась.
Однако многое из того, что я хотела узнать, мне следовало спросить у Стефани.
— Да, — согласилась я.
Он поцеловал меня в макушку и переплел свои ноги с моими. В своей люсьеновской манере, которая, как я поняла, теперь стала для меня до боли знакомой, он готовился ко сну.
И тут я позволила себе почувствовать то, чего не позволяла себе чувствовать много раз, когда он делал это раньше.
Связь.
Мое горло сжалось, когда разум запротестовал, но сердце на этот раз, отказалось быть отвергнутым.
Тетя Надя была права. У многих людей никогда не было ничего столь прекрасного, даже на короткое время. Люсьен дарил мне что-то прекрасное, и, хотя это было временное явление, мое сердце знало, что этот подарок необходимо было принять.
— Лия? — Его голос был хриплым и сонным, и мое сердце впитало и его голос тоже.
— А?
— Спасибо тебе, моя зверушка. — Его голос все еще был хриплым, но в этих четырех словах была глубина, которая заставила мое сердце затрепетать.
Я не знала, за что он меня благодарит, могла только догадываться.
Он благодарил меня за то, что я отдала ему себя.
Еще один подарок.
Я закрыла глаза и зарылась в него поглубже, в то время как мое сердце приняло от него этот подарок.
18
Ночной кошмар
Стефани, Космо, Эйвери, Рейф, Фиона, Эдвина, его дети, его мать и вся семья Лии присутствовали на Древней Церемонии Предъявления прав. Церемония проводилась для всех вампиров, если они решали вступить в союз. Церемония не проводилась между смертной и бессмертным более пятисот лет.
Отказавшись от традиционного кроваво-красного, она надела изысканное атласное платье цвета слоновой кости, дань уважения ее культуре.
Он подарил ей бриллиантовые серьги и браслет, а еще десятки бриллиантов усыпали ее поднятую прическу.
Черный бриллиант уже украшал ее левый безымянный палец, у них были одинаковые кольца, еще один знак уважения к ее культуре.
Но ее изящная шея была обнажена.
Он брал ее кровь. Она брала его.
Когда брала его кровь, сморщила нос, прежде чем ее губы прижались к ране, которую он разорвал клыками на собственной плоти на запястье. Однако когда она начала сосать, ее глаза поднялись к нему и расширились от удивления.
Люсьен рассмеялся.
Он провел языком по ране и притянул ее ближе, заключив в объятия.
Его голос резонировал при небольшом скоплении людей, он провозгласил слова предъявления права, слова, которые дважды говорил, сначала Мэгги, а затем, пятьсот лет спустя, Катрине.
Независимо от того, что случилось с обоими его предыдущими союзами, эти слова не казались ему горькими.
Они были всего лишь милыми.
И на этот раз он произнес их не как обещание.
Он произнес их как клятву.
— Пока солнце не упадет с небес.
Слезы наполнили ее глаза, и она крепко прижалась к его телу.
В отличие от его повелительного заявления перед ней и перед всеми собравшимися, она давала свою клятву, обращаясь только к нему.