— Господи Иисусе, — повторил он.
Этот сон ей снился? От этого сна, всякий раз она готова была убежать, когда просыпалась, испуганная и рыдающая?
Здесь было отчего убежать.
— Господи Иисусе, — процедил он сквозь зубы.
Она зашевелилась.
Он передвинулся, поворачивая ее все еще спящую в своих объятиях, прижимаясь к ней ртом, пробуя ее на вкус, одновременно поглаживая руками. Его рот опустился к ее груди, он обвел языком сосок.
— Люсьен? — Сонно спросила она, положив руки ему на плечи.
Он стал опускаться по ее телу.
— Люсьен, — выдохнула она, пальцы одной руки скользнули ему в волосы.
Он раздвинул ее ноги, положил ее ноги себе на плечи и прижался к ней ртом. Он безжалостно наслаждался ею, пока она задыхалась и стонала, вцепившись ему в волосы, двигая бедрами.
Ненасытная, всегда такая ненасытная, его Лия, на этот раз, требовала больше. Ее мышцы напряглись, пятки впились ему в спину, и она, выкрикнув его имя, кончила.
Он навалился на нее, контролируя свое сердце, взывая к ее сердцу, заставляя их биться как одно, в то же время жестко врезаясь в ее влажную киску одним длинным, плавным, жестким толчком, она снова произнесла его имя, все еще находясь в экстазе. Он чуть не забыл провести языком по ее шее, прежде чем вытянул острые как бритва клыки и разорвал ее кожу.
Затем он начал двигаться в ней, ее тело дергалось при каждом его толчке, ее кровь приливала ему в рот с каждым глубоким, сильным погружением, с каждым ударом их сердец, бьющихся в унисон.
Он был прав.
Чертовый восторг.
Она крепко обхватила его и кончила снова, сильнее, ногти впились ему в кожу, дыхание замерло, как и сердце. Он почувствовал, как нарастает давление в его собственном теле, резко и яростно, его член жаждал освобождения.
Он закрыл ее рану языком и воспользовался ее волосами, заставив повернуться к нему лицом.
Ее глаза были полузакрыты, сонные, сытые, он намотал ее волосы на кулак, пытаясь быть нежным и опасаясь, что потерпел неудачу, как только ее глаза резко открылись.
— Ты моя, — прорычал он, врываясь в нее.
— Да, — выдохнула она без промедления.
— Повтори, — потребовал он.
Она сразу же согласилась.
— Я твоя.
— Навсегда.
Когда он стал входить в нее быстрее, сильнее, давление нарастало, ее тело содрогалось под ним, он почувствовал, как напряглись ее конечности, и увидел, как побледнело ее лицо.
Она молчала.
— Скажи это, Лия. Навсегда, — выдавил он.
— Люсьен…
Он вошел еще глубже, сильнее, и она застонала от удовольствия.
— Скажи это! — приказал он.
Ее глаза встретились с его глазами.
— Я твоя, Люсьен, — прошептала она, — навсегда.
Именно в этот момент он кончил, долго и сильно, оргазмом, не имеющим аналогов за восемьсот лет. Он был даже лучше, чем тот прошлой ночью во время их первого соединения, тогда он думал, что лучше, просто невозможно.
Затем он упал на нее всем своим весом, прежде чем услышал, как ее дыхание стало прерывистым от его тяжести.
Затем он перекатился, стараясь, чтобы он оставался в ней, он оказался на спине, она лежала на нем, прижавшись торсом, уткнувшись лицом ему в шею, дыхание все еще было учащенным, слегка касаясь его кожи.
Прошло несколько минут, и Люсьен подстроил свое сердце под пульсирующий ритм ее сердца, пытаясь отключить свой разум. Чтобы отгородиться от образов, выжженных в его мозгу сном. Следов атласного платья на его руках. Страха, разрывающего ему душу, когда он пытался сбежать от охоты. Ничто из этого не могло сравниться с Лией в его объятиях, ее сладкая киска, все еще плотно облегающая его член, ее груди, прижимающиеся к его груди, ее учащенное сердцебиение.
С запозданием он почувствовал запах ее страха.
— Лия?
Ее сердце екнуло, и его сердце екнуло вместе с ним.
Затем она прошептала:
— Что это только что было?
— Лия…
Она начала подниматься, но его руки держали ее в плену.
— Не двигайся, — приказал он, — иначе я выскользну из тебя.
Она замерла.
Затем спросила:
— Люсьен, что только что произошло?
У него не было ни малейшего представления. Он никогда раньше не вел себя с такой настойчивой, даже отчаянной потребностью.
Это было неправдой. Когда он обнаружил, что враг пытал и убил его пару, он вел себя с отчаянной потребностью в течение пятидесяти лет. Сначала дрался, а потом охотился на них, кто имел хоть какое-то отношение к смерти Мэгги.
Почему он почувствовал эту потребность сейчас, помимо реакции на ночной кошмар, он не знал.