— Сначала примерь это. Затем черное платье.
— У нас будет показ мод! — восторженно крикнула Эдвина из кухни, готовя ужин. Я подпрыгнула, потому что совсем забыла про нее.
Показ мод показался мне не плохой идеей. По крайней мере, он показался мне не плохой идеей после четырех мартини.
Я вскочила, пошатнулась, затем выпрямилась и объявила:
— Пока я переодеваюсь, открывай другие коробки.
Стефани не нужно было повторять дважды.
Я побежала в дамскую комнату, но резко остановилась и спросила Эдвину, как будто была подростком и пришла со своей подружкой после уроков в школе:
— Стефани может остаться на ужин?
— Конечно, дорогая. — Эдвина улыбнулась, я улыбнулась в ответ.
Затем повернулась к Стефани.
— Ты останешься на ужин?
Она все еще рылась в коробках, не поднимая глаз, ответила:
— Мне бы хотелось.
Счастливая впервые за несколько недель, я схватила свое красивое нижнее белье, решив не думать о нем как о подарке Люсьена, так как это испортило бы все мое веселье, побежала в дамскую комнату, чтобы начать показ мод.
7
Наказание
Люсьен вошел в кухню из гаража и остановился.
Эдвина была занята у раковины чисткой кастрюль и сковородок. Гостиная выглядела так, словно в ней взорвался эксклюзивный бутик. Красная папиросная бумага, ленты и черные коробки были разбросаны повсюду, горы одежды, которую Люсьен купил для Лии, были разложены на спинках и подлокотниках мягкой мебели. На столешнице бара стояли три выпитых бокала мартини, все с серебряными зубочистками, воткнутыми в разное количество остатков мартини. На одном виднелась наполовину съеденная оливка.
Эдвина повернулась к нему с яркой улыбкой на лице, и он сразу понял, что она пьяна. Он видел, но еще и чувствовал.
Это его удивило.
За те сорок лет, что она работала на него, он ни разу, ни единого разу не видел Эдвину пьяной и такого беспорядка в доме своей наложницы, всегда кухня сверкала чистотой.
Конечно, он видел ее немного хмельной во время вечеринок или торжеств, на которых она присутствовала в качестве гостьи. Например, вечеринки по случаю дня рождения, которые он устраивал каждый год для своих наложниц в прошлом и настоящем. И первая годовщина кормления, которую по традиции тоже отмечали.
В любое другое время — никогда.
— Вы пришли! — Эдвина радостно поздоровалась с огромной пьяной улыбкой на лице.
Глаза Люсьена снова оглядели комнату и вернулись к Эдвине.
— Что произошло?
Она оглянулась через плечо на беспорядок в гостиной, подняла руку от раковины и помахала ею, плеснув мыльную воду на пол, стол и свое плечо.
— У нас был показ мод, — объяснила она, похоже игнорируя существующий бардак. — Лия наверху, в спальне, — ее голос понизился до счастливого шепота, — такая милая и красивая девушка.
Люсьен пристально посмотрел на свою экономку.
Лию трудно было назвать девушкой. Ради всего святого, ей было сорок.
Да, конечно, она была красивой. Но милой?
— Как она? — Люсьен поймал себя на том, что решил поинтересоваться, но понятия не имел, почему.
Кроме того, за те годы, что у него работала Эдвина, он никогда ее не спрашивал о своих наложницах. Никогда.
С другой стороны, ему не нужно было спрашивать, он мог почувствовать.
— О, с ней все в порядке. Обживается здесь. Она такая миленькая. Ты бы видел ее сегодня вечером. Она такая веселая.
Заинтригованный милой, веселой и миленькой Лией, «обживающейся здесь», Люсьен устал от беседы с Эдвиной и направился к лестнице.
— Спокойной ночи! — Весело пропела Эдвина ему в спину.
Люсьен не ответил.
Сделав пять шагов в их комнату, Люсьен увидел Лию, выходящую из ванной. Он снова остановился.
На ней было нижнее белье, которое он прислал.
Он понял, что ошибся в своих представлениях, наблюдая за тонкой моделью, скользящая по короткому подиуму, демонстрируя это белье на его личном показе, когда он заказывал гардероб для Лии на следующий день после ее Отбора.
По его мнению, он ожидал, что это белье будет выглядеть намного лучше на щедрой фигуре Лии.
Однако он не ожидал, что оно будет выглядеть настолько лучше.
Поверх был накинут халат, но он распахнулся, обнажив боди и трусики. Чашечки боди обнимали ее полные груди, шелк заканчивался чуть выше соска, сквозь кружево проглядывал дразнящий намек на ореол, и прохладный воздух, очевидно, заставлял ее соски затвердеть под шелком. Боди обтягивало ее живот, как будто был сделан специально для нее. Низ топа оставлял лишь проблеск гладкой кожи над трусиками. Ее длинные ноги продолжались под кружевами трусиков.