Несмотря на то, что смертная принадлежала ему только на одно кормление, и только ему, и, как бы ни определялось это слово, он не собирался ни с кем разделять свой процесс.
И, наконец, Лия не знала, чем он рисковал ради нее. Обладать ею во всех отношениях означало, что он бросал вызов своей культуре, образу жизни своего и ее народа и подвергал риску свою собственную жизнь.
Даже при том, что он должен был признать все эти вещи, простой факт заключался в том, что она не спрашивала.
Ни разу.
Она сразу же сделала выводы, подумав о нем самое худшее, оценивая его по поведению своего собственного народа, не задумываясь, что у них может быть существенная разница.
Мало того, он спас ее от нападения Катрины, которое было бы для нее смертельным.
Он также очень откровенно продемонстрировал свое предпочтение Лией перед собственной парой. Она опять же не знала, что это было совершенно неслыханно в мире вампиров, но у любой женщины с его опытом была бы совершенно иная реакция, чем у Лии.
Не говоря уже о том, что при всем этом, в дополнение к его одежде в ее гардеробной, его телу в ее постели, довольно роскошной крышей над ее головой и роскошному гардеробу, который он ей предоставил, он совершенно ясно дал понять, что у нее есть его постоянная защита, его безраздельное внимание и его щедрость.
Ничто из этого, учитывая ее реакцию, казалось, не проникло в ее упрямые чертовые мозги.
Люсьен решил, что Лие давно пора усвоить эти важные уроки.
— Я не ожидал увидеть тебя здесь, — произнес Космо, появляясь рядом с ним, улыбаясь Люсьену и отрывая его от мыслей.
— Я мог бы сказать то же самое, — ответил Люсьен. — Обычно это не твоя сцена.
Космо пробормотал:
— Водка со льдом, — бармену и снова обратил свое внимание на Люсьена. — Но и не твоя.
Затем он огляделся по сторонам, спросив:
— Где Лия? В туалете?
— Дома, — ответил Люсьен, и голова Космо повернулась к нему.
— Дома? — переспросил он.
— Дома, — твердо заявил Люсьен. — У нее некоторые трудности с адаптацией к своей новой жизни. Я даю ей время разобраться в себе.
Космо запрокинул голову и расхохотался. Люсьен наблюдал за своим другом, думая, что первая чертова вещь была совсем несмешной. Смех Космо перешел в хихиканье, когда он заплатил за свой напиток и сделал глоток.
— Ты теряешь хватку, мой друг, — заметил Космо, его глаза тоже осматривали толпу невидящим взглядом, а внимание было приковано к разговору. — Прошла целая неделя. В прежние времена, в течение недели ты укладывал их на лопатки.
— Возможно, учитывая, что прошли столетия, я устал от практики.
— Возможно? — Космо все еще широко улыбался. — Или, возможно, ты встретил достойного соперника.
— Она сдастся, — тихо произнес Люсьен, вкладывая смысл в последнее слово и делая глоток своего напитка.
Она сдастся.
Когда он услышал ее плач, а позже обнаружил разорванное нижнее белье, подумал, что она сдалась, хотя и ненадолго.
Подтверждение, что в тот день она изменила свою игру, не только придало ему сил, но и принесло облегчение.
Странно, но чувство облегчения было настолько сильным, что вызывало у него смутную тревогу. Как будто он не хотел, чтобы она сдалась. Как будто он не хотел, чтобы она смирилась. Будто не хотел, чтобы она подчинилась ему, немедленно выполняя все его приказы, но все это было для ее же блага или для ее удовольствия, хотя она этого не понимала. Будто он не хотел показывать ей, что ее жизнь, вверенная ему, расцветет так, как она и представить себе не могла.
А хотел, чтобы все оставалось так, как есть — постоянные битвы, состязания воли и ее пререкания с причудливой мягкостью и огромным юмором.
Что было так абсурдно.
— Хорошо, как ты думаешь, сколько времени это займет? — спросил Космо. — Может нам со Стефани стоит заключить пари. Было бы забавно.
Люсьен молча прислонился спиной к стойке бара.
Космо не смутился.
— С Мэгги тебе потребовалось три недели. Как думаешь, Лия побьет рекорд Мэгги?
— С такой скоростью, с какой она идет, — протянул Люсьен, — скорее наступит следующее столетие, прежде чем ты со Стефани выиграете свое пари.
Космо снова расхохотался, но мысли Люсьена обратились к их разговору, в нем было нечто тревожное.
Космо упомянул Мэгги, и впервые за сотни лет при упоминании ее имени, нож не вонзился ему в живот.
Он просмотрел свои воспоминания, все за более восьмисот лет, они оставались яркими и четкими.
Вспомнил, как приручал Мэгги. Это был самый сладкий момент его жизни, как до, так и после. Ее покорность, доверие к нему, как дар, она вручила свою жизнь ему в руки на сохранность. Он вознаградил ее, и она тут же расцвела. Он все еще чувствовал ее под собой, ее ноги раздвигались сами собой, она приветствовала его в себе, вкус ее крови у него во рту, ее запах наполнял его ноздри.