От такой реакции им овладело странное, мерзкое чувство, ему оно не понравилось. Оно походило на боль. Скручивающую, жгучую боль, которая быстро усиливалась.
Он потерял крохи терпения, почувствовав гнев, который пытался удержать в узде. Если бы он дал волю гневу, боль стала бы невыносимой, это он понял интуитивно.
— Лия, черт возьми, посмотри на меня.
Она тут же перевела на него глаза.
— Нам нужно поговорить, — продолжил он.
Она покачала головой и спросила:
— Зачем? Я обещаю быть послушной, делать все, что ты говоришь. Все, что захочешь, я выполню. Разве ты не этого хотел?
Нет, черт возьми, он не этого хотел.
Он хотел получить ее доверие, признание его силы, его доминирования, не чтобы он использовал это против нее, а чтобы она чувствовала себя с ним в безопасности, защищенной, процветала.
— Ты не понимаешь, — ответил он.
— Ты хочешь, чтобы я поняла? — спросила она.
— Да, бл*дь, хочу.
Ее глаза встретились с ним, ее глаза все еще смотрели безжизненно.
— Конечно, я выслушаю все, что ты скажешь. Все, что захочешь, Люсьен.
Ослепляющая ярость пронзила его. В тот момент он не знал, на кого злился больше на Лию или на себя. И ярость смешивалось со странной, скручивающей болью, и от него требовались все усилия, чтобы не разнести эту комнату на части.
Он выжидающе посмотрел на нее и втянул воздух носом.
И понял, что у него не хватит самообладания справиться с этим разговором сегодня вечером. Ему нужно было успокоиться и разобраться в рациональном ключе, а не тогда, когда он хотел разгромить не только спальню.
— Мы поговорим об этом завтра.
Она кивнула и спросила:
— Не возражаешь, если я буду спать?
Он еще раз втянул воздух носом, пытаясь держать себя в руках, что, к счастью, сработало.
— Тебе не нужно спрашивать у меня разрешения, насчет спанья.
Она снова кивнула, прошептала:
— Хорошо, — затем повернулась на бок, опять подложила руки под щеку и закрыла глаза. — Спокойной ночи, Люсьен, — сказала она в свою подушку.
Его самообладание ослабло, и он зарычал. Ее глаза распахнулись, и она начала поворачивать голову, чтобы взглянуть на него, он же уткнулся лицом ей в шею, крепко обняв.
— Ты можешь исправить меня, зверушка, — пробормотал он, ища утешения в ее теплом, мягком теле, во всем, что могло бы заглушить эту скручивающую боль.
Он почувствовал, как она замерла, потом расслабилась, затем тихо призналась:
— Не знаю, смогу ли я помочь тебя.
Ее слова показались ему такими абсурдными, но несмотря на гнев, он все же улыбнулся ей в шею.
Она продолжала.
— Но думаю, для того, чтобы помочь тебе, мне сначала придется придумать, как помочь себе, а этот корабль наконец-то отплыл.
Его улыбка погасла, она наклонила голову вперед, не для того, чтобы отказать ему в доступе к своей шее, а для того, чтобы погрузиться в сон.
— Все к лучшему, — прошептала она, когда он поднял голову, увидев ее усталое лицо. — Я всегда сводила всех с ума своими недостатками. Тетя Кейт будет в полном восторге.
Ее слова значительно усиливали его жгучую боль.
— Лия, хватит нести чушь, — приказал Люсьен.
— Хорошо, — согласилась она, затем ее глаза распахнулись, она посмотрела в сторону, сказав: — Извини. Нет, я на самом деле… Извини! — Затем она сжала губы и уткнулась лицом в подушку.
Люсьен не знал, смеяться ему или кричать.
Что он действительно знал, так это то, что идея с Китти была очень плохой идеей.
Он устроился у нее за спиной, притянув ее к своему телу, она не сопротивлялась, прижавшись лицом к ее густым, мягким волосам.
Он думал раньше, что Лия была сломлена, но ошибался. Он глубоко вздохнул, решив — нужно посмотреть, что принесет завтрашний день.
Когда понял, что она заснула, осторожно выбрался из постели, стараясь ее не разбудить, и отправился в душ.
12
Понимание
Я проснулась и почти ничего не увидела, кроме широкой гладкой, четко очерченной груди Люсьена. Моя щека прижималась к его груди. Почему я спала, вот так прижавшись к нему, думаю никогда не узнаю. Я не относилась к девушкам, которые любит обниматься.
Воспоминания о позапрошлой и вчерашней ночи затопили мозг, несмотря на боль, а, может как раз из-за нее, я автоматически во сне придвинулась ближе к его твердому телу.
Вчера, приняв очень долгий, очень холодный душ, затем едва удержавшись, чтобы не сломать и не перебить все хрупкие предметы в доме, я оказалась совершенно одна в огромном особняке, где совершенно нечем было себя занять. Я дочитала единственную книгу, которую взяла с собой. Телефона не было. Ключей от машины нет. Книг тоже нет. А также интернета. По дому тоже ничего не нужно было делать. Стирать и гладить опять нет.