Я смотрела в свою тарелку, удивившись, даже самой себе, что вышла из игры и призналась ему в своем плане.
Это было ошибкой. Мне следовало не смотреть в свою тарелку, а смотреть на него.
— Свою работу? — спросил он шелковым голосом, которого я никогда раньше не слышала. Голосом, который был более чем пугающим. Страшным, отчего мои глаза метнулись к его лицу.
Похоже, я совершила ошибку. Ужасную.
Он разозлился. С запозданием я почувствовала, как его ярость заполнила комнату, и мне стало трудно дышать.
Я оказалась в замешательстве. Быть наложницей — это же и была моя работа.
Не так ли?
Пытаясь успокоить его гнев, я решила объясниться:
— Я поняла все вчера, Люсьен, — сказала я ему, поскольку меня это немного смущало, перевела глаза поверх его плеча, прежде чем вернуться к своей тарелке. Я положила кусочек курицы в рот и снова посмотрела на него.
Все это время он молчал, не ел, положив локоть на стол, держа в руке бокал с вином, его глаза прожигали меня.
Я продолжила проглотив.
— Я была идиоткой. — Мне казалось, что ему понравится моя реакция, но выражение его лица не изменилось. — Ты был очень добр ко мне, великодушен. — Я взмахнула вилкой в сторону кухни в слабой попытке высказать свою точку зрения. — Я не могу представить, что все вампиры такие, и даже если это так, это не плохая жизнь. Я… я… — Я запнулась, теряя суть, потому что выражение его лица все еще не изменилось, но я нашла в себе смелость закончить. — Я была неправа. Итак, вчера, когда у меня было столько времени на размышления, я решила, что буду выполнять свою работу, обслуживать тебя, пока не закончится Соглашение. Больше никаких ссор. Больше никаких истерик. Я обещаю.
Наконец он нарушил молчание, произнес:
— Обслуживать меня.
Я кивнула.
— Обслуживать меня, — повторил он.
Я снова кивнула, на этот раз более нерешительно.
— Не могла бы ты объяснить мне подробно, в чем, по-твоему, заключается твоя работа, Лия?
На самом деле он знал в чем.
Не так ли?
— Ты в курсе, — сказала я ему.
— Объясни мне, — повторил он.
Я в замешательстве склонила голову набок.
— Но… Я не понимаю. Ты же знаешь.
Он наклонился вперед на долю дюйма, его голос стал опасно низким, рявкнув:
— Объясни.
— Я… ты, я… — Я запнулась, затем исправилась, — должна быть для тебя доступна, чтобы ты смог кормиться и…… эм, делать другие вещи, когда захочешь. — Его губы сжались, и я продолжила: — И, знаешь, показывать тебе меня, посещать с тобой разные места и…
— Хватит, — потребовал он, и я закрыла рот.
Что-то было не так.
Я не думала, что скажу ему все это, но решила, что сейчас самое подходящее время. Карты на стол. Он выиграл, как всегда.
Мне казалось, что он должен был быть счастлив. Он же победил.
Почему он не казался мне счастливым?
Почему он выглядел таким… чертовски… разъяренным?
— Люсьен… — начала я, но он перебил меня.
— Значит, ты решила, что будешь моей шлюхой, — заявил он, и я поморщилась.
Я бы так не сказала. Хотя отчасти так оно и было, но даже я сама себе отказывалась в этом признаваться.
— Я бы так не сказала, — тихо повторила я вслух.
— А как бы ты сказала? Ты думаешь, что ты находишься здесь, чтобы обслуживать меня. Ты думаешь, что твоя работа — позволять мне питаться от тебя и трахать, когда я хочу. Это твоя работа. — Он выплюнул последние слова, словно они были отвратительными на вкус, и он не мог их даже произносить. — Итак, как бы ты сказала, моя зверушка?
— Я — твоя наложница, — напомнила я ему, думая, что этим все сказано.
Я думала так, потому что так оно и было!
Он мгновение смотрел на меня, я смотрела на него. В основном я наблюдала за его глазами, и мне не нравилось то, что я там увидела.
Затем его рука дернулась, превратившись в размытое пятно, и почти мгновенно его бокал с вином разбился о стену. Сила броска была настолько велика, что стакан превратился в песок, жидкость в нем расплескалась, оставив высокий широкий след на стене.
Я уставилась через плечо на стену. Затем посмотрела на него, открыв рот.
— Ты все, — прорычал он, затем продолжил рыком, — предусмотрела?
Я почувствовала, как мое тело начало дрожать от свирепости его взгляда.
— Люсьен… — прошептала я, неуверенная, что хотела сказать, но, что бы я не собиралась сказать, у меня не было такой возможности.
— Я хочу, — произнес он, рычание исчезло, его голос снова стал шелковым, — показать тебе, что значит быть моей шлюхой.