В одно мгновение Важ понял, почему она временами была так задумчива, ему стали ясны ее непонятные до сих пор слова и поступки. Но это, несмотря ни на что, не добавляло ничего нового к тому, что он о ней знал, и не только не разъединяло, но еще больше сближало их.
И, слегка сжав ладонями руку Важа, Роза, превозмогая усталость, поднялась и закинула за спину плащ. Важ тоже встал и почувствовал, как по его уставшему и мокрому от пота телу пробежала дрожь. Он взял корзину.
— Нельзя так долго отдыхать, — сказал он, подавляя начинающийся кашель. — Если остынем, то потом у нас уже не будет сил сделать и шага.
Им предстояло идти всю ночь. Он привык. Но Роза? Да, у нее отняли все, но она никогда не жаловалась. Потерянная в ночи, она казалась беспомощной, несчастной. Важ обнял ее, крепко прижал к себе. Они стояли плечом к плечу, исхудавшие, изможденные, замерзшие. Они так хорошо понимали один другого.
Роза первой нарушила молчание.
— Если бы не партия, — сказала она тихо, — то не стоило бы и жить.
4
Рамуш почему-то приехал к Антониу на велосипеде, тяжелом и выкрашенном в черный цвет, с рулем, изогнутым, как рота у буйвола.
— Как тебе нравится этот бычок? — спросил он, втаскивая велосипед в дом.
Мария посторонилась, давая ему пройти, но Рамуш повернул руль прямо на нее. Улыбаясь, Мария прислонилась к стене. Велосипед действительно походил на быка.
Пока она рассказывала, что Антониу должен был прийти часа в три, но его до сих пор нет, Рамуш поставил велосипед, положил на стол портфель и пистолет, снял пиджак и подошел к умывальнику. Мария наблюдала за ним. Ей нравилось смотреть, как он умывается. Сначала он не спеша засучивал рукава, брал мыло, окунал его в воде, усердно намыливал руки. Потом откладывал мыло и медленно разводил обильную пену. И наконец несколько раз погружал руки в воду, пока на них не осталось пенных следов. Мария, подавая ему полотенце, сказала, мало задумываясь над тем, что говорит:
— Вот видишь, если бы тебе пришлось жить со мной, то всегда было бы кому подать тебе полотенце.
Рамуш, улыбаясь, внимательно посмотрел на нее, и она покраснела. Не столько под взглядом товарища, сколько от своих собственных слов, смысл которых только сейчас дошел до нее. Мария попыталась исправить положение:
— Похоже, я на тебя плохо влияю. Если бы твоя подруга знала, она бы мне показала.
— Моя подруга? — засмеялся Рамуш, развеселившийся и раздраженный одновременно. — Кто тебе сказал, что у меня есть подруга?
Мария поняла, что Рамуш хочет убедить ее, что живет один, и ей вспомнился разговор с Антониу. Она тогда отвергла его предложение, а он сказал ей, что у Рамуша есть подруга. Мария никогда не ставила под сомнение его слова, и они в немалой степени способствовали тому, что она сдалась. Неужели Антониу обманывал? Мария снова покраснела и закрыла лицо рукой.
Рамуш повесил полотенце, и они сели за стол. Однако оживление первых минут прошло, разговор не клеился, и они подолгу молчали и смотрели друг на друга, думая каждый о своем, уверенные, что думают об одном и том же. И тогда они говорили об Антониу.
— Что-то он задерживается.
— Да, запаздывает что-то.
И Мария ловила себя на мысли, что неплохо, если бы он еще немного задержался, чтобы продлилось это невинное удовольствие побыть еще немного наедине с Рамушем.
В половине десятого они начали беспокоиться.
— Ты поставила для него сигнал в условленном месте? — спросил Рамуш.
— Тот же самый, что и для тебя. Разве ты не видел?
Они опять долго молчали. Рамуш что-то рисовал, а Мария занималась своими ногтями.
Через час Мария подложила угля в огонь, чтобы подогреть суп, и предложила Рамушу поесть.
— Ничего, я подожду, — ответил Рамуш.
Он вытащил из портфеля газеты и начал читать, делая пометки красным карандашом. Мария также попыталась читать, но мешало беспокойство. С одной стороны, ей очень хотелось, чтобы Антониу поскорее вернулся. С другой стороны, когда она поднимала глаза от книги, то испытывала странную радость, когда видела работавшего в тишине вечера Рамуша, в этой уютной комнатке, едва освещенной керосиновой лампой. Он не знал, что она на него смотрит, и она глядела на него без того смущения, которое испытывала, когда Рамуш обращался к ней.
Рамуш посмотрел на часы — без двадцати пяти двенадцать. Вытащил записную книжку.
— Сегодня четверг? — спросил он, хотя и сам отлично знал.
— Да, четверг, — ответила Мария.