— Не теряет времени, — отметил Паулу.
Стук машинки раздавался около получаса. Затем за стеной стало тихо. Четверо мужчин работали всю ночь.
— Нет, товарищ, — говорил Рамуш, повышая на Паулу голос, а тот униженно смотрел поверх очков. — Не так следует говорить о трудностях. Наш первейший долг при возникновении препятствия — найти пути к его преодолению. Остальное — пустая болтовня.
— Говори потише, — сказал Антониу. — Розу разбудишь.
Рамуш заговорил тише, но даже в приглушенном голосе слышалось возбуждение. «Во всем, что делает и говорит Паулу, — думал Рамуш, — во всем видна вялость, он как вареный. Нет, он далеко не пойдет».
Уже светало, когда они кончили работу. Паулу и Рамуш собрали свои вещи, привели себя в порядок и приготовились выходить. Идя по коридору, они увидели, что на кухне горит свет.
Роза работала всю ночь. У нее был усталый вид, и лицо осунулось. Она проводила валиком с черной краской по сетке копировального аппарата, поднимала сетку, вынимала готовые листы и складывала их в стопку.
— Тысячи тебе хватит? — спросила она Рамуша.
Голос прозвучал сухо, раздраженно, почти агрессивно.
8
Важ давно обратил внимание, что Роза раздражается в присутствии Рамуша. Роза со всеми товарищами была неизменно вежлива и любезна, не допуская, однако, фамильярностей. Но с Рамушем она всегда держалась напряженно, ее сердили и выводили из себя его веселость, жесты, само его присутствие. Однажды Важ спросил Розу, что она имеет против Рамуша.
— Ничего, — подумав, ответила она. — Я знаю его много лет, и как товарищ он достоин всяческого уважения.
На этом разговор закончился.
И правда, кто мог отрицать достоинства Рамуша? Некоторые эпизоды из его жизни стали легендой среди членов партии. Было известно, что он сражался в Испании и один из первых ворвался в казарму Монтанья во время вражеского мятежа в Мадриде. Знали, что он сидел в тюрьмах, подвергался пыткам, бежал. Передавались его дерзкие ответы полицейским, стоившие ему жестоких наказаний. Так, например, он сидел в одиночной подземной камере, сырой, темной, без доступа свежего воздуха. Тюремщики решили поиздеваться над ним: «Что вы делаете здесь? И почему разделись?» — «Вы что, не видите, я загораю». Много подобных историй рассказывали о нем, все они характеризовали его как человека смелого, энергичного, не теряющего присутствия духа даже в самые тяжелые моменты. Но те, кто знал его ближе, замечали, что он легко выходит из себя, а веселостью зачастую прикрывает подавленность. В такие минуты его насмешки становились грубыми, жестокими и больно ранили товарищей.
Роза сказала, что она ничего не имеет против Рамуша. Но слишком по-разному относилась она к Рамушу и к остальным. С Антониу Роза была ласкова и приветлива; когда он уходил, то обычно целовал ее в щеку, она его тоже. С Рамушем все было иначе. Если он клал ей руку на плечо, что было его привычкой, Роза с досадой отстранялась.
Важ снова спросил:
— Почему ты с Рамушем разговариваешь так, будто держишь камень за пазухой?
— На нравится мне, как он смотрит на женщин, — ответила она.
Сидя на ступеньке, Роза смотрела на дальний поворот дороги.
Она помнила как сейчас: ей было шестнадцать, а ему за тридцать. Он позвал ее под каким-то предлогом и положил ей по-отечески руку на плечо, рука была тяжелой, ногти чистые. Пальцы впились в плечо. Веселые глаза блестели на тонком лице, он не смотрел ей в глаза, разглядывал рот и покрасневшие от смущения уши.
— Плохо, что ты не хочешь любить, — сказал он.
И, увидев печальную тень в обычно веселых глазах, почувствовав призыв, намек на интимность, Роза поняла, что не любить плохо. Какая она была глупая!
9
Уже во второй раз после собрания Эрмелинда постучалась к ним в дверь. Первый раз якобы рассказать новости по поводу драки, учиненной Эрнешту, и убедиться, верны ли слухи, которые ходят в округе. Сейчас, через несколько минут после ухода Важа, было ясно, что она хотела застать Розу одну.
— Я принесла вал пучок петрушки, — оправдывалась она. — Вам пригодится? Подумать только! — продолжала она своим неприятным резким голосом. — Пошла я сегодня в поселок купить кусок сала. А в нем было больше соли, чем сала. «Любезный, — говорю, — сало такое дорогое, и столько соли». И вы знаете, что он мне ответил? «Вам дорого? — говорит. — Так оставьте сало, возьмите деньги, положите их в кастрюлю, и увидите, какой получится навар».
Эрмелинда хотела показать возмущение, но шутка понравилась ей самой, и она не удержалась от смеха.