— Обращайся с ней хорошо, слышишь?
Рамуш протянул ей руку.
— Вот и все. Прощай. — Потом повернулся и зашагал быстро и решительно.
— Пойдем, — сказал Антониу.
Мария пошла рядом с ним.
7
Километрах в пяти от станции они присели на откосе, откуда хорошо была видна железная дорога. Дом находился близко, но они ждали, пока пройдет утренний поезд, чтобы будущие соседи подумали, что они приехали с ним.
Мария больше не задавала себе вопросов, которые ее так волновали: «Каким будет дом? Где он расположен? Кто будут ее соседи?» Она даже не торопилась рассмотреть товарища, с кем будет жить и работать в этом доме. Заметила только, что у него усы. Она желала скорее прийти, закрыть глаза и уснуть.
Антониу был немногословен. Иногда заботливо и внимательно он спрашивал: «Ты устала? Ты вчера что-нибудь ела? Поспала в поезде? Ноги болят? Замерзла?» Мария отвечала односложно: «Немного. Ела. Вздремнула. Слегка. Нет».
Пронеслась громада поезда, оставив за собой рваные клочья пара, смешавшиеся с туманом. Клочья цеплялись за деревья и опускались на землю. В сотне метров поезд остановился, дав жалобный свисток.
— Можем идти, — произнес Антониу.
Около домов он попросил остановиться, нырнул в узкий проход и вернулся с тяжелым чемоданом.
— Я понесу чемоданы, а ты мой портфель.
Мария хотела сама нести свой чемодан.
— Потом, потом. Когда я устану, я тебе скажу.
По словам Антониу, дом находился недалеко. Наверняка он подбадривал ее. По тропинке они вышли на песчаную дорогу, изрытую ямами, потом снова на тропинку, оставив позади одинокие домики, обошли стороной две деревушки, а Мария все не слышала слов, которых больше всего ждала: «Вот здесь», а только тяжелое дыхание Антониу.
— Давай я понесу чемодан.
— Пока не надо. Когда устану.
Он уже несколько раз ставил чемоданы, чтобы поменять руку. По голосу и походке видно было, что ему тяжело. Наконец он, запыхавшись, сделал привал. Тут Мария впервые на него посмотрела и встретилась взглядом с его улыбающимися из-под шляпы глазами. Поля слишком большой для него шляпы почти закрывали лоб.
Впереди на обочине дороги, по которой они шли, стоял навес, опиравшийся на почерневшие от времени и непогоды бревна. Несколько человек сидели под навесом. Один читал газету. Невысокий мужчина в рубашке, увидев подошедших, вышел к ним.
— Сегодняшним? — спросил он.
— Да, мы только что приехали.
— Пришел по расписанию?
— На пять минут опоздал.
Когда Антониу приезжал снимать дом, этот человек помог ему, проводил до деревни и угостил потом вином из своего погребка.
— Это ваша жена? — спросил он сейчас.
— Да, — ответил Антониу и заметил, что Мария покраснела.
— Она чувствует себя лучше? — поинтересовался собеседник, так как Антониу объяснял их переезд сюда плохим здоровьем жены.
— Спасибо. Лучше.
Мужчины из-под навеса наблюдали за группой. Тот, кто читал газету, был странный тип, обросший, в лохмотьях, с огромными дырами, будто сделанными нарочно, чтобы показать пухлые руки и жирную волосатую грудь. Он нагло оглядывал Марию с ног до головы и, не обращая внимания на то, что друзья ждут, когда он продолжит чтение, следил за ней взглядом, пока она не скрылась из виду.
В деревне из домов появились любопытные. Одна женщина поздоровалась с Антониу. Двое мальчишек пошли с ним рядом. Наконец Мария услышала слова, которых ждала с нетерпением:
— Вот здесь.
Она увидела низенький домик с узкой дверью и окном на улицу. Антониу вставил ключ в дверь. Раздался скрип заржавевших засовов. Антониу взял чемоданы и, заметив растерянность и нерешительность Марии, сказал:
— Входи.
В кухне Мария опустилась на табуретку и смущенно огляделась.
Дом внутри был очень тесный, со скромной обстановкой: две кровати, два стола, три стула, три табуретки — вот и вся мебель. Деревянные двери Приятно пахли смолой, стены были свежевыбелены. Антониу еще раньше привез посуду и кое-какие продукты, а сейчас, в тяжелом чемодане, — постельные принадлежности, сняв тем самым часть забот с Марии.
Но больше всего Марию беспокоило чувство стеснения, охватившее ее в этом тесном доме наедине с незнакомым молодым человеком, который представил ее своей женой. Неловкость усугублялась тем, что Антониу испытывал то же самое. Оба выглядели пристыженными двусмысленностью своего положения, в каждом движении и слове сквозило это. В доме, кроме кухни, было две комнаты, одна выходила на улицу, другая во двор, обнесенный забором. Антониу решил поселиться в задней комнате, где он сможет работать и принимать друзей. Одна и та же мысль не давала им покоя: для соседей они должны играть роль мужа и жены. Подавленные, они молчали.