8
На рассвете следующего дня Антониу ушел. Мария почувствовала облегчение при мысли, что она на пять дней останется одна в целом доме, не стесненная присутствием товарища. Но в первый же день ее одолели многочисленные посетители.
Только она вернулась от булочника и начала варить кофе, как через открытую дверь кухни увидела возникшую над забором женскую голову, закутанную в огромную заношенную шаль неопределенного цвета. Голова вертелась во все стороны, и, заметив открытую дверь кухни, позвала: «Эй!» Мария вышла во двор, женщина поманила ее к себе. Мария подошла и замерла, разглядев лицо женщины; из-под шали, по обе стороны крючковатого, похожего на клюв хищной птицы носа шныряли живые темные глазки.
— Хотите купить? — спросила она приглушенным голосом и, откинув шаль, показала корзину с хорошей на вид морковью.
Мария спросила, сколько стоит, женщина закрыла шалью корзину и назвала смехотворно низкую цену.
— Ладно, — сказала Мария и пошла за деньгами.
Покупка порадовала ее. Оклад, который, по словам Антониу, имели профессиональные партийные работники, был настолько низок, что она не представляла, как дожить до конца месяца. Морковь была отличная, сочная, нежная, а главное, дешевая. «Нам хватит на несколько раз», — подумала Мария, довольная столь благоприятным началом в жизни на нелегальной квартире. Но шныряющие глазки женщины в огромной шали не выходили из головы. Почему женщина не вошла в дверь? Тут, как бы отвечая ее мыслям, в дверь постучали, и Мария открыла. Перед ней стоял человек, который вчера читал газету под навесом. Жирная волосатая грудь виднелась сквозь чудовищные прорехи. Черной бородой заросло все лицо. Он поинтересовался, не нужны ли талоны на керосин и растительное масло.
— Вы видите, — сказал он, оглядывая себя сверху донизу, — я в них не нуждаюсь.
Человек говорил любезно, легко и свободно. Несмотря на лохмотья и вид бродяги без кола и двора, он держался независимо и с достоинством, что прекрасно сочеталось с его упитанным телом, внушительной бородой и белыми чистыми зубами. Мария отказалась от талонов.
Человек посмотрел на нее покорно и в то же время вызывающе, почтительно поклонился и ушел.
Потом пришла изнуренная, голодная соседка пожаловаться на жизнь и безработицу, на плохое обращение мужа и попросила одежду, ненужную сеньоре. Еще пришла низенькая толстая подхалимка, сообщила, что каждую субботу она бывает в поселке и может принести ей, как и другим, мясо из лавки или что понадобится. Затем зашла краснощекая молодуха и вызвалась сходить за водой. Другая женщина предложила кукурузную солому для матраца и дочь для стирки белья. Какой-то человек посетовал, что у него так мало земли, урожая не хватает для одной лавки, а у него их две, одна его собственная, пусть сеньора покупает там. Пришли две девочки, стояли молча и смотрели широко открытыми глазами и прижимались друг к другу, словно боясь, что им могут наподдать. Потом улыбающийся старик сапожник. И наконец, мальчишка, предложивший козье молоко.
Все эти люди в грязной, истрепанной, залатанной одежде за улыбками и предложениями услуг скрывали давнюю нужду. Вопиющая нищета, прошедшая перед Марией, разрушила ее радостное настроение от удачной покупки моркови. Упала ночь, Мария оказалась одна и ощутила свою полную беззащитность и беспомощность. Только когда Антониу вернется, он привезет книги и газеты. Единственным чтением на пять дней была небольшая брошюра в дюжину страниц, которую она проглотила еще утром. Больше читать было нечего. Она уже постирала блузку и юбку, вычистила кастрюлю, сковородку и кофейник, протерла столы и плиту, осмотрела пружины кроватей, вымыла окна, нарезала бумаги для кухонных полок. Бедный дом и одежда были приведены в порядок. Еще четыре дня она должна провести одна, четыре долгих дня, и хуже того, четыре длинные зимние ночи; и нечем отвлечься. Она уже пела, плакала, вспоминала, мечтала, снова прочла брошюру три, шесть, а может, восемь раз, выучила ее почти наизусть. Еще раз привела в порядок все свои вещи. Но оставалась масса свободного времени, и было по-прежнему грустно. Впервые она в доме без единого друга, без голосов, без шума, без жизни. Важ сказал, что ей придется много работать, а если она захочет учиться, ей помогут. Но это позднее, когда вернется Антониу, когда жизнь в доме войдет в свою колею. А сейчас перед Марией четыре дня, четыре долгих дня, четыре длинные ночи одиночества.