«Слышишь ли ты меня, дедуля? — думала Мария, вспоминая отца, с которым всегда делила свои сомнения, горести и радости. — Слышишь? Твоя дочь очень одинока, ей очень грустно, мой дедуля. А ночь такая страшная. Так жутко завывает ветер. Она понимает, что этот дом нужен для работы товарища, которого преследуют власти, необходим, чтобы он смог спокойно работать на благо народа, в полной безопасности встречать соратников, хранить материалы, выпускать документы. Она все это знает и понимает. Но ей так грустно и одиноко, дедуля, любимый!»
9
Вечером того самого дня, когда они приехали, Антониу предложил пойти погулять. За деревней, в сотне метров от околицы, он остановился:
— Посмотри внимательно на этот забор, — сказал он. — Он первый отсюда. Заметь хорошенько. Запомни этот камень. Он чуть выступает. В пятницу вечером приди сюда и сделай крестик синим карандашом, который я тебе дам дома. Не ошибешься?
Так они договорились о знаке, по которому Антониу, возвращаясь домой, узнает, что все в порядке. Подобная мера предосторожности была принята во всех явочных квартирах во избежание провала. Бывало ведь, что в отсутствие товарищей делалась засада, и они по возвращении попадали в лапы полиции.
В пятницу вечером Мария вышла, чтобы поставить условный знак. Антониу предупредил ее, что она должна объяснить свой выход за деревню в случае, если ее спросят, необходимостью сделать покупки в поселке близ навеса, того самого, где в день их приезда бородатый бродяга читал газету крестьянам. Она никого не встретила по дороге, поставила знак, вернулась домой и приготовила картофельный суп с морковью. Мария все делала с таким удовольствием, какого не испытывала последние четыре дня. Когда еда была почти готова, постелила на кухонный стол выстиранную и отбеленную накануне скатерть, поставила две тарелки, одну против другой, две оловянные ложки, два стакана, хлеб и рядом нож, а в центре стола глиняный горшочек с веткой пушистой мимозы, которую она сорвала на пути домой. Напевая, оглядела стол. Потом подошла к кухонной двери и посмотрела наружу. Свет дня угас в воздухе, насыщенном влагой. В предыдущие дни эти минуты были самыми томительными для Марии, они навевали страх и ужас перед приближением нескончаемой ночи. Сейчас она с нетерпением ждала, чтобы ночь наступила скорее и накрыла деревню темнотой.
— Я приду, когда совсем стемнеет, — сказал Антониу.
Опустилась ночь. Мария разбила в суп два яйца, постояла, вдыхая аппетитный запах и наблюдая, как закипают овощи. Она будто загадала: сварится суп, и вернется Антониу. Прислушалась. Действительно, на улице послышались шаги. Мария подождала. Никого. Она вытащила из плиты угли, загасила их в тазу и положила на лопату. Затухающий огонь едва поддерживал кипение. Все готово, осталось только ждать. Как он опаздывает! Мария посмотрела в окно и увидела проходившую мимо соседку. Мария не хотела разговаривать с ней и отошла от окна. На кухне передвинула ложки, провела салфеткой по безупречно чистым тарелкам. Снова шаги на улице Мария насторожилась. Как больно слышать приближение шагов, когда кого-то ждешь! Как медлят они оправдать или обмануть ожидание! Шаги миновали дом. Почему он так задерживается? Неожиданно ею овладели мрачные мысли. А что, если его арестовали? Если с ним что-то случилось? Как она узнает об этом? Что делать, если он не вернется? Ждать появления другого товарища? Но ведь это невозможно! Антониу говорил, что никто из товарищей еще не знает, где искать дом. Сколько дней ей ждать? А потом — к кому обращаться? О, как медленно тянется время! Скромный стол, накрытый с таким вкусом, картошка, яйца и морковь, приготовленные с таким удовольствием, уже не радуют ее, а лишь напоминают о людской нужде. Мария убавляет свет в лампе и ложится навзничь на кровать. Она лежит с открытыми глазами, напрягая слух, ощущая полную незащищенность в пустом доме.
Стучат, она открывает дверь, видит Антониу с велосипедом. Нет, это не тот незнакомый юноша, чье присутствие так смущало и мучило ее. Это старый друг, верный товарищ.
ГЛАВА IV
1
Паулу был сдержан. Он робко глядел на товарищей, не вступая в споры, и лишь изредка задавал вопросы. Многие из них были вполне естественны, но другие показались Важу не очень-то разумными. У адвоката Паулу спросил, во сколько он встает и уходит ли по вечерам с женой. У Мануэла Рату — где он находился, когда родилась дочь. «Посмотрим, — подумал Важ, — как он справится с заданием». Еще раз он обратил внимание на неуверенность, с которой держится Паулу, вспомнил, что товарищ провел пять лет в тюрьмах, и почувствовал жалость. Наверняка провалит новое поручение…