— Возьми вот этот случай. Там есть районный комитет, есть местные ячейки, есть массовая организация. И между тем в деревнях, контролируемых районным комитетом, дело не продвинулось ни на шаг. За исключением деревни Жозе Сагарры, которая находилась в ведении районного комитета, но была связана непосредственно со мной, нигде еще не создано ни одной комиссии площади, не слышно о борьбе за повышение поденной платы, нет какого-либо прогресса в организации крестьян. Зато в других местах, на основе индивидуальной работы некоторых товарищей, движение масс активизируется. Теоретически должно бы быть наоборот. Практически же эта наша самая мощная организация — самая недвижимая, самая безжизненная из всех.
Рамуш частично согласился с Важем. В самом деле, кадровый работник партии придает организации динамизм, обеспечивает руководство и помощь, которые не всегда осуществляются кадрами районного комитета. Однако создать районные комитеты из кадровых работников трудно, приходится ограничиваться функциями контроля, а контроль обеспечивается тремя работниками партии, перегруженными, помимо этого, распространением материалов.
— По мере того как организация развивается, становится необходимой некоторая децентрализация, — настаивал Рамуш. — В случае, который ты приводишь, зло не в существовании районного комитета, но, допуская, что правильна твоя оценка кадров, в заблуждениях и слабости тех товарищей, которые в него входят.
— Отлично сказано, — прервал его Важ, будто он уже давно ожидал это услышать. — По-моему, районный комитет создает во всем помехи. Или мы вольем в него новую кровь, или нам придется перешагивать через него.
Рамушу вспомнился последний разговор с Маркишем и неблагоприятное мнение последнего о Важе. Он сам признает наличие серьезных недостатков в работе районного комитета, но торопливость Важа, настаивающего на радикальных мерах, не вызывается ли она в значительной степени личной неприязнью, в особенности к Маркишу, старому партийцу, который вынес немало испытаний в тюрьме и показал себя сильной личностью?
— Будем действовать не торопясь, — сказал Рамуш. — Маркиш опытный товарищ, и другие тоже работают тут года по два. Несмотря на все, они лучшие из тех, кто у нас есть.
— Нет, не лучшие, — прервал его мягко Важ. — Жозе Сагарра работал бы в районном комитете, безусловно, продуктивнее, чем любой из тех, кто там сейчас состоит. В нем есть дух самопожертвования и чувство партийности, которых не хватает Маркишу, Витору, даже Афонсу. Я не говорю о Сезариу, потому что он хотя и молчалив, но лучший из четверых. Я полагаю, что, если мы хотим развернуть работу, нам нужно перестроить районный комитет. — И после паузы повторил: — Или мы вольем в него новую кровь, или нам придется перешагивать через него.
Рамуш улыбнулся. Важ сказал, что Сагарра выполнил бы работу лучше, чем товарищи из районного комитета, а Маркиш утверждал, что любой из последних справился бы с этими задачами удачнее, чем Важ.
— Тише, тише! — успокаивает Важа Рамуш. — Заметь, что, несмотря на все, районным комитетом контролируется около полусотни активистов. Постарайся еще убедить товарищей, потолкуй с ними снова, убеди их в необходимости лучше наладить помощь организациям и договорись сам с Афонсу о передаче Сагарре установленных им контактов.
— Очень хорошо, — сказал, поразмыслив, Важ. — Я сделаю это. Одно я тебе скажу, однако. Районный комитет продолжает оставаться таким, какой он есть. Но если Афонсу не передаст имеющиеся у него связи в деревнях Жозе Сагарре, крестьянское движение останется там в застое. Поэтому я говорю тебе: нельзя оставаться бездеятельными. Если Афонсу не передаст связи, то настанет день, когда он, отправившись по деревням, встретит там уже меня или Жозе Сагарру, поднимающих крестьян на борьбу.
Глядя на бледное, суровое лицо Важа и вспоминая все развитие этой партийной организации, Рамуш был уверен, что так действительно и будет.
5
Наступил уже вечер, когда Важ постучался в дверь дома Афонсу.
— Ах это ты! — воскликнула с каким-то странным выражением мать Афонсу, открывая дверь.
«Он арестован!» — подумал Важ. Но сразу, так же быстро, как оно возникло, это подозрение улетучилось, и ему показалось, что в ее восклицании сквозило скорее неудовольствие, чем удивление или испуг.