— Тут негде заблудиться, — объяснила она. — Видите оливковую рощу? Идите все по краю до журавля, оттуда прямо. И вы уже на месте.
— Окажите мне еще одну услугу, дайте глоток воды, — попросил незнакомец.
— Воды?
— Да, попить.
Теперь и она вгляделась в него. Увидела пиджак и берет, вымоченные дождем, грязные башмаки и брюки, бесполезный на этой дороге велосипед. Посмотрела на худое, бледное, суровое лицо. Взгляд ее задержался на ясных пронзающих глазах. Она бросилась в дом, застыдившись, что раньше не догадалась напоить его, и принесла большую кружку воды.
Когда же он заскользил от дома по глине, высоко подняв плечи, женщина крепче прижала малыша к груди, от всей души пожалела незнакомца.
6
Вали да Эгуа. Дюжина мрачных хибарок, разбросанных среди сосен и олив. У первого дома появились женщина с девочкой, обе босые и простоволосые. У женщины красивое живое лицо, но тело худое, изможденное. Ей можно дать и двадцать лет и сорок. Девочка похожа на мать, тщательно заплетенные косы уложены вокруг головы, полинявшее платье сидит слишком свободно.
— Вы не скажете, где живет сеньор Мануэл Рату?
— Он живет здесь, но он ушел, и я не знаю, вернется ли сегодня.
Сказав это, женщина бросила быстрый взгляд на оливковую рощу. Проследив за ее взглядом, незнакомец увидел невдалеке человека, голова и спина которого вместо плаща были покрыты мешком из рогожи. Мужчина поглядывал на дом.
— А что сеньору от него нужно?
— Я сапожник из Сантарена.
— Изабел, — сказала женщина, глядя дочери в глаза, — сходи к моему брату и узнай, нет ли там отца. Если он там, скажи, что пришел сапожник из Сантарена и хочет с ним поговорить, поняла?
Девочка тоже обернулась к роще, человек с мешком на голове удалялся.
— Да, мама.
— Укройтесь от дождя, — сказала женщина и вошла в дом.
Через несколько минут девочка вернулась и с ней тот мужчина с мешком. Смуглый, с густыми черными, коротко подстриженными усами, придававшими ему вид сержанта гвардии. Остановившись у двери и пристально разглядывая незнакомца, он не сразу спросил:
— Что вы хотите, сеньор?
— Я ищу сеньора Мануэла Рату.
— Зачем он вам нужен?
Незнакомец вопросительно взглянул на женщину, но увидел лишь тревогу в ее черных глазах.
— Я сапожник из Сантарена, — повторил он.
— Мерку привезли?
— Привез. — И с этими словами незнакомец вынул из кармана бумажную стельку с вырезом сбоку.
— Хорошо, — произнес хозяин дома, скрылся внутри и вскоре вернулся с куском бумаги в руке, приложил его к стельке — тот точно совпал с вырезом.
— Хорошо, — повторил он, — входите, — и внес велосипед в дом.
7
В низком, с худой крышей и без единого окна доме почти не было мебели. В углу, рядом с двумя почерневшими от копоти кирпичами, стояла скамья. Кроме наружной двери, имелась еще одна, тонкая, внутренняя, за которой исчезли мать и дочь.
Как и мельничиха, Мануэл Рату удивился, что незнакомец смог пройти по этой дороге, и тоже рассказал историю про человека и осла, утонувших в грязи. Поскольку было немыслимо возвращаться той же дорогой, Мануэл Рату предложил незнакомцу переночевать у него и пообещал, что на рассвете покажет другой путь. Когда гость рассказал, как он спрашивал дорогу на Вали в трактире и у толстяка и как никто не мог ему помочь, Мануэл Рату задумался.
— Странно, не верится, что среди стольких людей никто не знал.
— Они и дорогу не знали, и вообще никогда не слышали про Вали да Эгуа.
— Не может быть! — воскликнул Мануэл Рату.
Гость подробно передал разговор в трактире, рассказал про старика, который родился и прожил всю жизнь в этих местах, но никогда не слышал о Вали да Эгуа.
— Просто не верится, — сказал Мануэл Рату.
Попросив немного подождать, пока он принесет еще одну скамью, Мануэл направился к внутренней двери.
— Товарищ, — окликнул его гость, — можешь мне принести попить?
Мануэл Рату обернулся, глянул на промокшего и дрожащего от холода незнакомца и не стал задавать вопросов.
— Сейчас принесу.
Из соседней комнаты донесся шепот, и вышел хозяин со скамьей и с кувшином. Следом вошла дочь, неся мокрую глиняную кружку. Она легко покачивала усердно причесанной головкой и всем своим видом показывала: «Правда, я хороша? Я уже девушка». И впрямь она уже не казалась той девочкой-подростком, какой он ее увидел чуть раньше, в выцветшем, залатанном платье, слишком просторном для нее.