Выбрать главу

На следующее утро Антониу вышел раздраженный и неразговорчивый. Принялся со рвением за работу. Ему надо было подготовить отчет, он должен его представить через несколько дней.

Вошла Мария и оторвала его от работы; в руках у нее были туфли.

— Видишь, во что они превратились? — спросила она. — У нас сейчас начало месяца. Хорошо бы их отдать в починку — от вчерашних долгих хождений каблуки сносились почти наполовину. Если мы не отдадим их починить, то, когда нам понадобится выйти, мне нечего будет надеть. У меня нет другой обуви.

Антониу смотрел на нее с неопределенным, сухим выражением лица, как бы размышляя о чем-то постороннем.

— Не у одной тебя нет обуви. Все женщины жалуются на то же самое. Только на днях Рамуш говорил, что подруга ходит босая.

— Чья подруга? — спросила Мария.

— Рамуша, чья же еще? — Он смотрел на нее изучающим взором, с холодным лукавством в глазах.

Мария взяла туфли и ушла, ничего не сказав. Антониу закурил сигарету, несколько раз жадно затянулся и со злостью скомкал бумагу.

— Не то, — пробормотал он, как бы в оправдание. — Надо переделать заново.

Немного погодя Мария вошла снова. Села за стол, положив перед собою книгу и сбоку от нее бумагу, начала молча заниматься.

— Непонятно, почему ты со мной не разговариваешь, — выпалил Антониу несколько мгновений спустя. — Ведь я, кажется, не сделал тебе ничего плохого.

Мария подняла глаза от работы и взглянула на него с укором.

— Ты можешь сдать туфли в починку, — продолжал Антониу. — Я не сказал тебе, что не согласен.

Мария пожала плечами и продолжала заниматься.

Антониу, однако, не был удовлетворен. Он перебирал бумаги, начал было читать, потом писать, бросил то и другое и в конце концов вышел из комнаты, насвистывая. Эта история об отсутствии обуви у подруги Рамуша была им целиком вымышлена. Рамуш не говорил ничего такого, а Антониу понятия не имел, есть ли у Рамуша подруга.

ГЛАВА VII

1

Как-то солнечным утром женщина с мельницы появилась, запыхавшись, в Вали да Эгуа. Она поднялась по дорожке чуть не бегом, отдуваясь и махая руками. Едва женщина остановилась перед первыми домами, сразу же собралось несколько соседок.

— Они идут в лес Элиаша, — сообщила она, запыхавшись.

Две женщины помогли ей присесть на мшистых камнях и поднесли кружку воды.

Прошло несколько минут, коренастый человек в надвинутой по самые уши выгоревшей шляпе торопливо прошел с обеспокоенным видом в сторону мельницы. Они видели, как он шагает, и следили за ним с озабоченным видом.

— Несчастье свалилось на него, — сказала одна из женщин. — Теперь оно коснется всех. Начали они с леса Элиаша. За ним последуют и другие.

В этот день Мануэл Рату получил ряд сведений. Началось нападение корпорации на окрестные сосновые леса. Сам Валадиньяш, уже действовавший в бору Элиаша, нагло угрожал крестьянам.

С наступлением вечера Мануэл Рату вернулся домой и в то время, как на очаге варился бульон, поговорил с женой и дочерью. Нельзя терять времени. Они должны немедленно распространить листовку. Эта листовка призывала крестьян собраться в тот же день в Алдейе ду Мату, чтобы выступить против клеймения и рубки сосновых лесов. На следующий день будет уже поздно.

— Отец, — спросила Изабел, краснея, — я тоже пойду?

— Пойдешь.

— А мать?

— Мать?

Черные глаза Жуаны живо блестели при красном свете племени. Худое лицо ее казалось сейчас красивее, моложе и так походило на лицо Изабел.

— Твоя мать тоже пойдет, — твердо ответил Мануэл Рату.

За едою они наметили выйти поздно вечером, когда все в поселке уже будут спать. Оживили огонь в очаге, подложив сухие поленья, и уселись вокруг, чтобы скоротать время.

— Я бы хотела, чтобы меня арестовали… — сказала неожиданно Изабел, нарушив тишину, говоря как бы сама с собой.

— Что за дурочка эта девчонка, — заметила Жуана.

Мануэл Рату подгреб к огню несколько отскочивших угольков.

— Отец, — настаивала Изабел, — если бы меня арестовали и я держалась бы стойко, то могла бы я вступить в партию?

— Ты вступишь в нее и без ареста, — ответил Мануэл Рату. Поднявшись, он открыл дверь и вышел.

Мануэл прислонился к стене дома, и дочь подошла к нему. Сумерки уже сгустились, хотя над горизонтом еще виднелась узкая бледная полоска заката. Ясный и тихий воздух стал прохладным. В одном из домов со скрипом открылся в вечернем сумраке освещенный прямоугольник двери. Какая-то фигура заслонила его на мгновение, потом прямоугольник снова стал виден, затем его заняла другая фигура.