— Очень мило.
— Таких, как Тревор, за всю историю футбола было раз, два и обчёлся, правда?
— С этим не поспоришь, — Даффи бережно сложил листок. — Постарайтесь не пропадать, Дэнни. Можно я позвоню вам через какое-то время?
— Да, конечно, когда захотите. Я вот одного не пойму — что, и в самом деле комната такая большая или просто снимали специальным объективом?
Даффи снова развернул лист.
— Трудно сказать.
Он поднялся, собираясь уходить. От центра комнаты до дверей было всего четыре шага. Если фотограф когда-нибудь станет снимать комнату Дэнни Мэтсона, ему уж точно придётся воспользоваться широкоугольной оптикой.
Три телефонных звонка. Первый — Джимми Листеру, узнать, что предпринимает клуб по поводу жалоб жителей Лейтон-Роуд.
— Тянем время, Даффи. Тянем, сколько это возможно. Судебное разбирательство назначено на пятницу, так что в субботу они постараются въезд закрыть. Но если даже иск решится не в нашу пользу, мы можем подать апелляцию, или что там ещё.
— А вы не пробовали поговорить с жителями?
— Нет. Мы думали об этом, но решили, что проще всего спустить дело на тормозах, действуя через адвокатов. Если нам это удастся, мы просто презентуем им парочку билетов.
— А что газеты?
— Мы делаем всё, чтоб они ничего не узнали.
— И что, никто ещё не разнюхал?
— Пока никто.
Второй звонок. Кену Мариотту, в «Кроникл».
— Кен, если я спрошу у тебя, слышал ты или нет какие-то новости, а ты не слышал, это же ещё не значит, что я тебе их рассказал?
— В каком смысле?
— Ты ведь можешь попридержать материал денёк или два и притвориться, что я рассказал тебе об этом только что?
— Пожалуй. Всё зависит от того, сколько идёт в набор, и от того, какой это материал. На этой неделе я запросто могу тебе дать двое суток форы. Тем более, что материал ещё надо обрабатывать.
— Ты знаешь, что «Атлетик» судится с местными жителями?
— Нет. Интересно. Какие жители? Где? И зачем судится?
— Двое суток, помнишь?
— Но ты расскажешь всё мне, и никому больше.
— Идёт.
Третий звонок. Анти-нацистская лига.
— Здравствуйте, это Кен Мариотт из «Уэст-Лондон кроникл». «Уэст-Лондон кроникл». Не знаю, сумеете ли вы нам помочь. Мы собираем материал о неонацистах, которые вербуют сторонников на футбольных матчах. Думаем начать с «Атлетика», у них на стадионе орудует некое «красно-бело-голубое движение». Хотели бы узнать, есть ли у вас какая-нибудь информация.
Информации было более чем достаточно. Особенно об их связях с другими подобными группами, о которых Даффи никогда не слышал, об их идеологии, которая оказалась более чем мерзкой, об их вожаках и их криминальной подноготной. Сведения были внушительные, и Даффи притворился, что всё записал. Главное, что он хотел узнать, это сколько они уже действуют и где у них штаб-квартира. Ответами были: шесть месяцев и адрес в Илинге. Даффи с признательностью поблагодарил и повесил трубку.
Лейтон-Роуд был посёлок с двумя рядами приземистых кирпичных викторианских особняков. Дома выглядели очень ухоженными, некоторые совсем недавно покрасили. Чувствовалось, что хозяева — люди основательные. Даффи это понравилось. Он достал блокнот и зашагал к дому номер 37.
— Доброе утро, мистер…
— Нет.
— Но я…
— Мы не станем ничего покупать. И благотворительностью не занимаемся, — отрезал хозяин особняка. Он был маленький и желчный, с топорщащимися седыми волосами и выступающим вперёд подбородком; он был похож на вышедшего на пенсию учителя физкультуры.
— Я из газеты «Кроникл». «Уэст-Лондон кроникл».
По крайней мере, это уберегло его от того, чтобы получить по физиономии собравшейся захлопнуться дверью.
— Ах, вот как.
— Да, мистер… мистер… — Даффи притворился, что ищет имя в блокноте.
— Что вам нужно?
— Мы с сожалением узнали, что у вас возникли трудности.
— Откуда узнали?
— Нам ведь за это и платят.
— Вот проныры, — проговорил мужчина.
Даффи стало казаться, что вся эта затея ни к чему не приведёт. Внезапно дверь широко открылась, отставной физрук вышел наружу, взял его под руку и повёл к воротам. Что ж, совсем как у настоящих журналистов, мелькнуло в голове у Даффи. Однако у ворот хозяин особняка, не выпуская его руки, мягко развернул его лицом к дороге.
— Балливан, — проговорил он, отвечая на заданный много ранее вопрос. — Вот посмотрите-ка, — он показал на улицу, — мило, правда? Милые маленькие домики, такие чистые, такие мирные — видите все эти машины? Чудесные машины. Каждый раз, когда здесь проходит матч, мы вынуждены отгонять их чуть не на полкилометра. Обеспечьте свободный проезд болельщикам, так говорит полиция, а правда состоит в том, что только так можно уберечь их от вандализма этих паршивых сосунков. Посмотрите-ка на эти сады. Ну, заметили? Там ничего нет, одни изгороди. Ни цветов, ни растений. Что толку сажать цветы — эти малолетние паршивцы всё равно их вырвут. Что толку высаживать их в ящики под окна — эти ублюдки всё равно всё разнесут в клочья. Что толку прикручивать ящики к подоконникам, если от этого им только куража прибавляется. Скоты, и больше ничего.