Разыскивая Арнольда, я вспоминал пленных итальянцев и их взгляды, в которых сочувствие мешалось со злорадством, взгляды людей, вышедших целыми из испытания. И странное беспокойство опало мое сердце, наполнив его тревогой. До сих пор я сознательно не хотел анализировать свои чувства и подвергать критике свое отношение к войне.
«О войне нечего думать, войну надо делать, раз уж мы втянуты в нее».
Да, раз уж мы втянуты. Мы вошли в нее достаточно глубоко, и вот я опять на фронте, на знаменитом кровавом Добердо. Завтра итальянцы могут начать пятый ишонзовский бой. Итальянская артиллерия начнет бешеную подготовку, дни и ночи будет греметь, рвать и кружить над нашими окопами. Роты и взводы спрячутся в глубоких пещерах-кавернах. Снаряды будут рваться над гротами и кавернами, сотрясая их каменные своды. Воздух наполнится газами от разрывов, стопами и проклятьями раненых, воем и плачем умалишенных. Потом все сразу умолкнет, и мы, вырвавшись из каменных мешков, с безумными глазами, со штыками наперевес, заорем «райта» и бросимся друг на друга….
Я остановился и вытер влажный лоб. Мимо меня непрерывным потоком шли солдаты. Тихий говор, звяканье алюминиевых фляжек и скрип ремней сливались в характерный для похода заглушенный шум.
Чья-то рука легла на мое плечо. Это был Арнольд, уже искавший меня.
— Ну, как тебе нравится экскурсия, мой друг? — спросил он с искусственным оживлением.
По левой обочине шоссе тянулась тропинка; Арнольд свернул на нее. Я вслушивался в монотонный шум проходящей колонны.
— Не думай, что у меня плохое настроение потому, что мы идем на передовую линию. Я ведь даже не знаю, куда мы идем, — сказал я вместо ответа.
— В этом нет ничего удивительного, — кивнул Арнольд, и я почувствовал, что он понимает меня.
Я рассказал ему о своей встрече с пленными, о Лантоше. Арнольд сжал губы, и голова его ушла в плечи. Он шел ровным, упругим шагом спортсмена. Меня взволновал разговор, и шаг мой был неровен и сбивчив, я то останавливался, то спешил, но Арнольд ни на секунду не выпадал из взятого ритма. Посасывая свою короткую деревянную трубку, он внимательно слушал меня, одобрительно хмыкал и поощрял теплым дружеским взглядом.
— Идут, идут… — сказал я почти печально. — И мы с тобой, мы, которым полагалось бы лучше разбираться в происходящем, тоже идем.
— Тебе не кажется иногда, что все это похоже на грандиозный спектакль? Мы — статисты, масса. Мы иногда пробегаем через ярко освещенную сцену, где ревет оркестр, стреляем, орем, а потом — марш за кулисы.
— А сегодняшние пленные? — спросил я.
В эту секунду, как бы в подтверждение слов Арнольда, со стороны итальянцев дерзко поднялся и скользнул по темнеющему небу ослепительный луч прожектора. Арнольд взглянул на небо и сказал:
— Те уже сыграли свои роли, это статисты, сошедшие со сцены. А мы идем, чтобы участвовать в спектакле. Сегодня наш выход.
— Кровавая мистерия.
Мы замолчали. Мне не хотелось углублять свое неуместное сравнение. Арнольд, видимо, думая о чем-то другом, шел погруженный в свои мысли.
Батальон растянулся, ряды рассыпались, но в этом беспорядке я заметил какую-то закономерность.
— Что случилось? — спросил я Арнольда. — Почему такой беспорядок?
— Ага, мы, видимо, приближаемся к Шелё. Здесь есть одно местечко, совершенно открытое; если итальянцы увидят движущихся людей, они немедленно заставят работать свою артиллерию. Вот ты сейчас увидишь, как тут выглядит шоссе, — сплошные воронки.
— Ко всему может привыкнуть человек. Чрезвычайно развита у нас эта способность приспосабливаться к любым обстоятельствам, — сказал я задумчиво.
— Философствуешь, мой друг? Ну-ну, иногда для разнообразия это не мешает. Но я перед тобой в долгу: ведь я обещал рассказать тебе историю нашего фронта.
— Очень обяжешь.
В голове колонны образовался затор. Люди по одному спускались в глубокий, тщательно замаскированный ход сообщения, тянувшийся вдоль разбитого шоссе. Дорога действительно была в сплошных воронках от гранат и выглядела так, как будто ее изрыли гигантские свиньи. Майор и доктор слезли с лошадей и пошли вперед. Солдаты, ожидая своей очереди, расселись вдоль шоссе. Мы с Арнольдом отошли в сторону.