Позиции тут сложные, многоярусные, они идут капризными зигзагами — то параллелями, то расходясь в стороны, то упираясь в тупики. Есть три совершенно самостоятельных окопа, куда даже не ведет ход сообщения. Передовой гарнизон входит в эти окопы ночью и остается до следующей смены. В третьей, самой задней линии находятся замечательные каверны, я таких до сих пор не видел. Это огромные подземные лабиринты с хорошим притоком воздуха. В некоторых может поместиться целая рота.
Выше у террасы, где начинается подъем, окопы ужасные, примитивные.
Когда мы в настороженной тишине сменяли седьмой батальон, мои нервы были натянуты, и я не мог себе ясно представить картину позиций. Крадучись, избегая малейшего шороха, мы заняли место сменяемых, их наблюдательные пункты, повторяли их указания и были готовы дать отпор любому нападению.
Я старался разглядеть потонувшую в темноте Клару, но ничего не видел, кроме густого мрака, и только чувствовал, что над нами висит что-то грозное и неприступное. Итальянцы молчали. Непривычно было отсутствие ракет. Это характерная особенность позиций Клары. Ведь неприятельские ракеты все равно перелетали бы через наши линии, а наши ракеты освещали бы только нас самих.
Ночь здесь была настоящей южной черной ночью. С нетерпением ждали мы утра, и нам казалось, что оно опаздывает. Наконец рассвело, и мы по-настоящему приняли эти крутые позиции.
Да, здесь наше положение было трудное. Мы бессильно бились внизу, пробираясь лишь на невысокие террасы, а итальянцы сидели наверху. Стоило им только кинуть большой камень, и десятки наших солдат были бы уничтожены, а если бы они вздумали бросить ручную гранату… Но нет, все-таки дело обстояло не совсем так. Голь на выдумки хитра. Постоянная необходимость защищаться сделала людей дьявольски изобретательными. Ознакомившись поближе с положением, мы увидели, что наши позиции на Кларе превосходны. Много приложил тут стараний и труда начальник саперно-подрывного отряда дивизии полковник Хруна. Он снабдил наши низкие позиции изумительно простыми сетями против ручных гранат. Это были проволочные сети, из которых в мирное время делали садовые изгороди. Их натягивали на специальные рамы и расставляли с таким расчетом, чтобы все падающие сверху предметы скатывались по ним над головами солдат.
Начальник подрывного отряда седьмого батальона, капитан, инженер по профессии, с настоящим восхищением говорил о старике Хруне. После смены капитан остался со мной еще на день, чтобы окончательно передать эти сложные позиции.
В порядке смены рота Арнольда попала на правый фланг батальона, в середине позиций стала рота Сексарди, из этой же роты вышли два взвода, образовавшие передовые гарнизоны. Там, где стоял взвод Бачо, тянулся длинный незаконченный аппендикс, приближающийся крутым поворотом к краю верхней террасы. Бачо занял аппендикс, хотя это было и необязательно. Половина роты Дортенберга попала в резерв. Влево от нас, ближе к Сельцу, стоял четвертый батальон, а вправо, в направлении Вермежлиано — Редигулы, держал линию батальон егерей.
На наших позициях был виден многомесячный труд тысяч людей — массивные окопы, фланговые защиты из сотен мешков с землей и щебнем, и везде и всюду следы изобретательности, энергии и внимания. Бойницы сплошь стальные, местами они буквально обращены к небу, но когда выглянешь, видишь, что выстрелы винтовок точно направлены на бруствер неприятеля.
Капитан, мой коллега, горячо рекомендовал мне связаться с полковником Хруной, который уделяет этим позициям особое внимание.
— А капитан Лантош? — спросил я. — Ведь он наш непосредственный начальник.
Коллега снисходительно улыбнулся и махнул рукой. Когда мы с ним простились, уже вечерело. Прошел первый день.
Мы со Шпицем решили на следующий же день снять точную карту позиций и послать полковнику Хруне и Лантошу.
Первый день прошел в абсолютной тишине. Итальянцы, казалось, спали. Наши солдаты вылезли из своих нор, готовые ко всему, пробирались осторожно по стенам. Смены часовых происходили в мертвой тишине. Над нами, как громадный кулак, висела Бузи. Но обед прибыл вовремя, как только стемнело, и выяснилось, что на Кларе полагаются усиленные порции вина. Люди развеселились и начали уже снисходительно поговаривать о новых позициях. Из штаба батальона вначале звонили каждые пятнадцать минут, потом тоже успокоились.
Но днем пространство перед нашими окопами и проволочные заграждения представляли ужасную картину. Обуглившиеся трупы немцев и лохмотья убитых, висящих на проволоках, делали ландшафт нестерпимым. То тут, то там белели пятна хлорных дезинфекций, но это мало помогало. После атаки немцев прошел месяц. Большинство трупов уже совсем сгнило, но все-таки в полдень, когда солнце бросало снопы лучей прямо на наши позиции, в неподвижном воздухе стояло густое зловоние. Вот какова была Монте-Клара, квинтэссенция добердовского фронта.