Вдруг лейтенант толкнул меня локтем в бок и кивком указал на окно.
— В чем дело?
— Посмотри, что сейчас будет.
Сначала я не заметил ничего особенного. Но вот сидевшая в тени ближайшего барака группа солдат вскочила и рассыпалась в разные стороны, словно порыв ветра разметал людей.
— Наверное, начальство приехало, — сказал я.
Лейтенант Бачо рассмеялся и чокнулся со мной.
— Самое высокое начальство, дружище. Смерть. Слушай.
Очень близко, будто совсем рядом с нашим бараком, начала бить артиллерия. По сухому визгливому тону я узнал зенитную батарею. В нескольких местах заговорили пулеметы. К бригадному генералу подошел один из адъютантов. Генерал недовольно поморщился, быстро направился к двери. Офицеры встали, провожая бригадного.
Вскоре ушел и полковник, и старшим по чину остался командир батальона, тучный черноволосый майор Мадараши.
— Садитесь, господа, — сказал он. — Ну, если ударит сюда, так ударит, ничего не поделаешь.
Он прибавил еще что-то, очевидно смешное, потому что сидящие рядом рассмеялись, но ни смех, ни звон посуды не были слышны из-за выстрелов батареи.
— Это крепкий парень, — орал лейтенант Бачо над моим ухом. — Это, брат, фронтовой офицер, наш батальонный. А ты что, с обер-лейтенантом Шиком знаком с мирного времени?
Я хотел ответить, но в этот момент что-то грохнуло о плоскую крышу барака. Воцарилась мертвая тишина. Несколько человек метнулось к дверям, остальные сидели, пригнув головы. Многие побледнели. Прапорщик Торма, прибывший с моим маршевым батальоном, сидел с восковым лицом, упершись взглядом в тарелку. Двое офицеров выпрыгнули в открытые окна. Я подскочил к окну и выглянул. На безоблачном небе угрожающе кружились три итальянских самолета. Тучки шрапнельных разрывов таяли в чистой лазури. Кто-то влез на крышу барака. В тишине гулко отдавались шаги по накату.
— Что случилось? Что такое? — кричали отовсюду. — Ничего особенного.
И высокий молодой прапорщик протянул в окно фуражку, в которой лежал стакан от шрапнели.
— Осторожней, еще горячий!
Офицеры с шутками и смехом поднесли шрапнельный стакан майору. Сидящий рядом с батальонным обер-лейтенант наполнил стакан вином и при одобрительных криках выпил его до дна. Из-за шрапнели начался буквально бой, каждый хотел выпить из нее. Стакан пошел по рукам. Я подсел к Арнольду.
— Я хотел бы с тобой поговорить, если ничего не имеешь против, — обратился я к нему.
Арнольд с удовольствием потягивал кофе. Начальник штаба батальона, белокурый лейтенант в пенсне, объявил:
— Внимание, господа! Помещение оставлять только поодиночке, ни в коем случае не образовывать групп.
— Ну, пойдем, — сказал Арнольд, направляясь к дверям.
На эстраде в углу столовой цыганский оркестр грянул лихую песню «Тонкий дощатый забор». Лейтенант Бачо выскочил вперед.
— Ачи! Сначала!
Майор одобрительно улыбнулся, Бачо задорно запел:
Вдруг снаружи у двери раздался страшный, захлебывающийся крик: «О-ах! О-а-ах!!!»
Арнольд быстро вышел. Я кинулся за ним. В двух шагах от входа, обливаясь кровью, с помертвевшим лицом, бился на земле вестовой. Рядом с ним валялась рассыпавшаяся посуда. Судорожно вздрагивающей рукой он держался за плечо, по пальцам лились потоки черной крови.
— Что случилось?
— Шрапнель, господин лейтенант! — крикнул кто-то. Раненый, дрожа всем телом, утих. Арнольд приказал было вызвать санитаров, но они уже быстро приближались с носилками. Лицо раненого приняло зеленоватый оттенок. Собрав последние силы, он с детской покорностью взобрался на носилки.
Из столовой доносились бравурные звуки чардаша. Арнольд, по привычке немного втягивая голову в плечи, пошел по направлению к шоссе. Я безмолвно последовал за ним.
— Не хочешь ли прогуляться? — бросил он сухо.
— Но видишь ли… перестрелка… самолеты…
— Не обращай внимания. Мы будем совершенно одни на шоссе, в таких случаях все живое старается спрятаться. Я это учитываю.
Мы вышли на шоссе, и тут только я заметил, что зенитная батарея находится вовсе не около офицерского собрания, как мне казалось, а по ту сторону лагеря. Это отвесная скала, у подножья которой находился лагерь, наполняла столовую эхом выстрелов. У поворота шоссе, под группой уцелевших деревьев, Арнольд остановился. В небе все еще возникали и таяли круглые облачка разрывов. В вышине мягко разрывались снаряды, и со свистом и улюлюканьем падали на землю пустые гильзы. Пулеметы то умолкали на несколько секунд, то снова выпускали длинные очереди в сторону врага.