Выбрать главу

— Слышу, — сказал я. — А сейчас нет.

— А вот, пожалуйста, господин лейтенант, прислушайтесь. Слышите ли вы тихое цоканье? Раз, два… нет, вот сейчас, два… три, четыре, пять… А теперь что-то посыпалось. Слышите, господин лейтенант?

— Еле-еле.

— Вираг, — сказал Гаал наблюдателю, — дайте-ка сюда аппарат.

Вираг извлек откуда-то жестяной круг. Гаал опустился на корточки, приложил жестянку к концу лома и прижался к ней ухом. Так он прислушивался несколько секунд.

— Породу убирают. Ага, теперь возобновилось бурение. Прошу вас, господин лейтенант.

И Гаал передал мне жестянку. Я повторил приемы Гаала и только теперь услыхал, что лежащая на конце лома пластинка издает дробный звук, похожий на клацание зубов.

Передал жестянку Торме, который, видимо, слушал не в первый раз и очень уверенно обращался с этим примитивным, но весьма остроумным аппаратом.

Пока Торма слушал, я обдумывал, что мне сказать солдатам. Подтвердить, что данные наблюдения верны, что я слышу бурение? Этого мало, надо еще что-то сказать. А может быть, заявить, что еще нельзя определить — бурят или нет? К чему? Все равно не поверят, а я хочу подбодрить и успокоить этих людей, испуг и волнение которых гнетуще действуют на меня.

В каверне тяжелый воздух. Запах бедности, солдатский запах давил мое горло. Люди обступили меня со всех сторон и ждали моего первого слова, как приговора.

— Все явления говорят о том, — заговорил я спокойно, — что итальянцы действительно бурят, но отдаленность звуков указывает на то, что работа находится в начальной стадии и производится довольно далеко от нас. То обстоятельство, что нам удалось все-таки уловить эти звуки, объясняется следующим: почва здесь является прекрасным проводником звука, а мы находимся в центре возвышенности. Так что для волнения нет пока никаких оснований. Мы примем все меры и перечеркнем их дьявольский замысел контрударом. Для этого нам прежде всего необходимо установить место и направление бурения. Мы, завоевавшие Клару снаружи, сумеем завоевать ее и изнутри.

Откуда взялись эти спокойные, уверенные слова, эти чертовски округлые фразы? Они пришли откуда-то из нетронутой глубины души, и самое приятное было то, что они ободрили и меня. Но все же я заметил, что, пока говорил, солдаты понемногу отошли от меня, а некоторые совсем отвернулись. В конце речи я встретился глазами с ефрейтором Палом Эгри, который стоял, по привычке высоких людей, слегка сгорбившись, и мрачно смотрел на меня. После моих слов наступила глубокая тишина. Ее нарушил Вираг, стоявший у слухового аппарата:

— Эх, и здорово бурят, уже три минуты подряд.

— Хорошо было бы, господин лейтенант, — заговорил кто-то из третьего ряда, — если бы нас поскорей сменили.

— Будем ли здесь мы или какой-нибудь другой батальон, это все равно, — резко ответил я. — Если опасность налицо, то необходимо ее предотвратить. О смене сейчас не может быть и речи, так как его королевское высочество собирается посетить батальон на месте его героического подвига и лично раздаст награды и назначения.

— Так поскорей бы, господин лейтенант, потому что, когда под тебя подкапываются, ведь дрянное положение получается, — заметил старый гонвед.

— Мы не можем указывать его королевскому высочеству. Он приедет тогда, когда найдет это нужным.

— Только чтобы итальянцы нас прежде не наградили, — неожиданно заговорил Эгри.

— Что такое, Эгри, неужели и вас покинула храбрость?

— Здесь, господин лейтенант, — он указал длинным пальцем в землю, — здесь храбрость бесполезна. Необходимо, господин лейтенант, что-нибудь предпринять, потому что, с тех пор как под нас подкапываются, и рядовые, и мы, унтер-офицеры, уже несколько ночей не спим, все прислушиваемся и просто с ума сходим.

— У меня даже зубы заболели, — с забавным акцентом сказал темнолицый гонвед-цыган.

Солдаты добродушно загоготали, я тоже рассмеялся.

— Вы правы, Пал, — сказал я, — действительно надо что-то предпринять. Поэтому, Гаал, поручаю вам усиленно наблюдать. Прежде всего мы должны точно установить направление работ неприятеля. Я знаю, что это очень трудно, но надо приложить все усилия. Сегодня ночью мы установим наблюдательный пункт, для того чтобы утром можно было выяснить, что сделали итальянцы снаружи. А потом придется их немного потревожить. Для этого у нас вполне достаточно бомб и камней. Итальянцев, друзья, надо тормошить. Мы как-то успокоились и стали слишком добродушны, надо быть более изобретательными и жестокими. Надо учинить им такую штуку, чтобы надолго отбить у них охоту гадить нам. Сегодня же ночью я поговорю на эту тему со штабом батальона.