— Дружба дружбой, а дисциплина дисциплиной. Раз высшее начальство что-нибудь приказывает, мы должны подчиняться, а не критиковать.
Я козырнул и, не знаю как, вышел из каверны. Фридман и Чутора все слышали.
Что случилось с Арнольдом? Кто из нас двоих сошел с ума?
Пришел Торма. Я не отвечал на его расспросы и попросил оставить меня. До самого вечера просидел в своей каверне, размышляя о происшедшем и стараясь найти объяснение резкости Арнольда. Каким одиноким, униженным и покинутым чувствовал я себя в этот день! Потом постепенно и логично стали приходить выводы за выводами, и оформилось твердое решение — вон отсюда.
В своей дыре дядя Хомок скрипел рашпилями. Мастер алюминиевых колец работал над изящным плоским кольцом. Рашпиль как будто скреб по моим нервам, но я не остановил старика. Пусть работает. Жизнь идет своим чередом.
И вдруг дезертирство Пала Эгри показалось мне большим и смелым человеческим шагом.
В эту ночь последний раз была слышна бормашина итальянцев. В каверне третьего взвода после полуночи раздавались тяжелые удары под камнем.
За мной пришли Торма и Гаал с людьми. Мы поднялись на самую вершину Клары. Из-под горы к нам подымалось таинственное жуткое молчание.
— Ясно, Гаал, ясно, что они кончили работу. Теперь можно ждать.
Торму била лихорадка, и он зябко ежился, засунув обе руки в карманы шинели. Ночь была холодная и звездная. Луна декоративно висела над морем, которое закрывало от нас Ларокко.
Часовые поворачивались к нам, когда мы проходили мимо, и прислушивались. Мы тихо совещались. Около седьмой латрины заметили темную крадущуюся фигуру. Я выслал вперед Хусара и Кирая. Они вскоре вернулись с Новаком.
— Ах, это вы, Новак. Все высматриваете?
Сопровождающие меня солдаты громко рассмеялись.
Мы спустились на край обрыва. Вокруг царила мертвая тишина.
— Видите, господин лейтенант, что-то белеет в лунном свете? — указал вперед Хусар. — Это новые позиции итальянцев, двести пятьдесят — триста шагов от нас. Они сделали это так ловко, что мы только сегодня заметили.
— А где мешки из-под цемента?
— Их уже нет, убрали.
— Значит, по-вашему…
— Итальянцы очистили позиции под нами и отодвинулись назад. Это сделано на случай взрыва. Если бы мы сейчас очутились внизу, мы не встретили бы никакого сопротивления.
— Хорошо, я доложу об этом в штабе батальона.
Я заглянул в темный молчаливый обрыв. Каким пугающим казался он сейчас! Мы тихо переговаривались. Вдруг я закричал:
— Ого-го! Итальянцы!
Мои спутники остолбенели. Эхо повторило два раза мой голос, потом вдруг раздались два выстрела. Они шли оттуда, с новых позиций. Пули просвистели далеко от нас, и мы не тронулись с места.
— Вы правы, Хусар, — сказал я, поворачиваясь. — Пойдемте, тут все равно ничего нового не узнаем.
Гаал шумно вздохнул за моей спиной.
— Через час приходите ко мне в каверну, Торма и Гаал. А вы, Хусар, собирайтесь, пойдете вместе со мной.
— Слушаюсь, — сказал Хусар с нескрываемой радостью.
— Вы меня поняли?
— Как же, господин лейтенант, будем точны, — ответил Гаал.
Был час ночи, самый тихий час в окопах.
«Спят восемьсот приговоренных к смерти», — подумал я, и по моей коже прошел мороз.
Я быстро зашагал к своей каверне. Все решено. Выход найден. Это мой долг. Только надо написать приказ, чтобы оправдать действия моих подчиненных.
Хомока на месте я не нашел. В каверне горела свеча, и на моей койке лицом вверх лежал Арнольд. Он спал. Спящий человек иногда бывает похож на мертвеца. На остром профиле Арнольда залегли мертвые тени, только тихо подымающаяся и опускающаяся грудь и дрожание губ показывали, что он спит. Я нагнулся над ним и почувствовал крепкий запах коньяка.
— Пьян.
Сев за стол, я раскрыл блокнот служебных записок и быстро, энергично начал писать. Какое наслаждение действовать после стольких дней мертвенной апатии и чувствовать, что воля снова возвращается к тебе!
Бумаги готовы. Первая — приказ помощнику начальника батальонного саперного отряда господину прапорщику Торме, вторая — донесение командиру батальона майору Мадараши. Запечатал оба документа и посмотрел на часы. В передней послышались шаги. Я встал, чтобы пойти навстречу, но Хомок уже с шумом распахнул дверь и вытянулся, щуря глаза от света.
— Господин обер-лейтенант…
— Тише!
— А? Что такое? Новак, это вы? — Арнольд сел на постели, протирая глаза, и с удивлением осмотрелся. — Где фельдфебель?
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенат, мы с господином Чуторой всюду искали фельдфебеля и не нашли. Пропал.