Выбрать главу

Керенский под эту суету и шум заснул и проснулся уже перед обедом.

К этому времени все, кто был нужен, уже собрались. Присутствовали: Климович Евгений Константинович, как шеф Бюро особых поручений, Совет общественного порядка в лице его шефа генерала Валентина Николаевича Брюна, глава УГРО Кирпичников Аркадий Аркадьевич, начальник военной милиции Рыков Александр Николаевич.

Также здесь был начальник железнодорожной милиции полковник Раша Николай Карлович. А в соседней комнате грустил бывший царский министр Щегловитов Иван Григорьевич. Ещё в одной находился барон Унгерн.

— Ну что, господа? — начал Керенский. — Скоро на моём теле не останется ни одного живого места! И всё это благодаря вашей работе! Что скажете, Евгений Константинович?

— Скажу, что на митинге все поставленные вами цели были достигнуты, но ничего заранее предугадать нельзя. Всё же, вы пострадали. И все мы к этому готовились.

— Прекрасно! Но как тогда получилось, что полковник чуть меня не убил, пользуясь своим авторитетом и скрывая преступные намерения? Вы понимаете, господин генерал? Он меня почти У-БИЛ! А всё бюро в это время вышло покурить, справить нужду, подышать свежим воздухом. Решать ещё что-нибудь важное, я не знаю, я был без сознания, спал в дальнейшем. Просыпаюсь и ловлю в грудь кинжал.

Керенский с каждым словом всё больше и больше распалялся, пока не пришёл в неистовство. От пережитого и осознания того, что был на волосок от смерти он немного слетел с катушек. И его можно было понять, не каждый день и не всех убивают по два раза. Понимали это и все, кто присутствовал в кабинете. Повисло угрюмое молчание. Через пару минут Керенский выдохся и без сил опустился на стул.

— Кто этот полковник? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Бывший начальник дворцовой полиции, монархист, полковник Герарди — ответил за всех генерал Брюн.

— Ваш друг? — вызверился на него Керенский.

— Знаком с ним лично, но другом назвать его не могу, а сейчас и подавно.

— Если он монархист, значит его подослал Николай II?

— Нет! — отреагировал Климович. — Возможно, что я ошибаюсь, но, зная императора, он бы никогда на это не пошёл, тем более, так откровенно. Да и что бы это ему дало? Думаю, ничего. Убив вас, он не решил бы для себя ни одной стратегической задачи, да и тактической тоже. Это бессмысленно. По всей видимости, это личная инициатива полковника Герарди.

Керенский уставился на генерала Климовича тяжёлым взглядом. Его лицо, испещренное мелкими порезами от осколков камней от взрыва бомбы, стало подёргиваться от нервного тика.

— Допросить и выяснить, и, прошу вас, не надо это делать так, как при империализме. Максимально жёстко, не можете, позовите китайцев, но, надеюсь, до этого не дойдёт.

— Он все расскажет и без применения физического насилия, — отозвался на это Климович. — Не будет молчать, он уже признался, к тому же. Сегодня же мы всё узнаем.

— Ясно, а кто мой спаситель?

— Барон фон Унгерн.

— Я знаю его фамилию. Как он здесь оказался и откуда?

— Приехал с фронта, по его словам, специально к вам.

— Хорошо, я его спрошу об этом, но позже, а теперь перейдём к вопросам насущным, то есть тем, которые появились после двойного покушения на меня. И да, в связи с этим происшествием, прошу вас сохранить в живых полковника, он ещё может искупить свою вину и назвать те фамилии и ту организацию, на которую я укажу ему, и мы озвучим это в прессе. А то, что об этом узнает пресса — будет железобетонно, — не удержался от злорадства Керенский. — Надо пользоваться любой возможностью и любым промахом врага, оборачивая в его свою же пользу.

— Господин начальник УГРО, — продолжил Керенский, но обратился уже к Кирпичникову. — Сколько после всех этих событий в Петрограде осталось уголовников? Отдельно убийц и склонных к особо тяжким преступлениям?

Кирпичников замешкался, тронул пальцами правой руки очки, полез за пазуху, достал пару листков бумаги, разложил их перед собой и начал читать.

— За неделю совершено тяжких преступлений — пятьсот тридцать два, из них убийств — сто пятьдесят три, и…

— Аркадий Аркадьевич, я вас спросил не о преступлениях, а о количестве уголовник и убийц.

— Я не могу вам точно этого сказать, да и никто не сможет это сказать точно.

— Вы увеличили свой штат сотрудников?

— Да.

— Во сколько раз?

— В три раза.

— Учитывая, что у вас было очень мало людей, это незначительно. Увеличивайте их в десять раз. В ДЕСЯТЬ раз! Вам ясно!

— Да.

— И не берите туда всякую шваль.

— Но у нас неоткуда брать людей. Лишь только тех, кто ничего не умеет и отличается низкими моральными качествами.