– Тебе это так важно знать? – снова отвела она глаза.
– Более чем.
– Меня изнасиловали. – Вирджиния произнесла это ровным, спокойным голосом, словно говорила о том, как испачкалась ее одежда. Она была сильной женщиной.
– Ты можешь рассказать, как это случилось? – заставил себя задать этот вопрос Дронго.
– Нужны подробности? – усмехнулась она. Но, увидев выражение его лица, сразу поменяла тон: – Извини, глупая шутка. Видимо, ерничество – единственно правильный способ признаться в том, что произошло.
Он молча ждал, когда она наконец обо всем расскажет.
– В какой-то момент меня оставили одну с молодым парнем. Ему было лет тридцать, не больше, – начала Вирджиния. – Видимо, у него какие-то садистские наклонности, его возбуждала женщина в наручниках. Если бы у меня руки были свободные, у него не было бы ни одного шанса. Но я была в наручниках. Такой прыщавый неприятный тип, от которого резко пахло итальянским парфюмом. Очень приторный запах. Сначала их было трое. Когда я попросилась в туалет, они поручили этому типу отвести меня. И он стоял и смотрел. Можешь себе представить? Даже когда я попросила его отвернуться, он все равно нагло улыбался и смотрел.
А потом мы вернулись. Он продолжал все время смотреть на меня, и когда эти двое ушли, полез ко мне. У меня были скованы обе руки, – повторила Вирджиния. – Этот придурок минут двадцать пытался меня раздеть. Такой кретин! А потом так быстро все сделал, словно куда-то торопился. Было совсем не больно. Противно и неприятно. Видимо, он ожидал, что я буду вести себя как-то иначе. Но я молча смотрела на эту гниду. А когда он закончил и полез целоваться, я плюнула ему в лицо. Вот тогда он меня ударил. Расчетливо ударил. Не по лицу, чтобы не было заметно, а в живот.
Дронго сидел, словно окаменев.
– И почти сразу появились его друзья, – опустив голову, сказала Вирджиния, – вот такая… не очень приятная история.
– Как его звали?
– Не знаю. Он не представлялся. Видимо, есть мужчины, которых возбуждает сама мысль об обладании женщиной, зависимой от них. Такие неуверенные в себе самцы. Начальники, пристающие к своим секретаршам, не отвечающим им взаимностью, отчимы, насилующие своих падчериц, тюремщики, пользующиеся своим положением, чтобы мучить заключенных. В обычной жизни они не всегда состоятельны, а здесь чувствуют свое превосходство. Обычная категория подонков.
– Я должен перед тобой извиниться. Мы не сумели тебя защитить.
– Ты сумел меня спасти. И вы с Лоусоном не обязаны были меня защищать. Я сама была виновата.
– Мне казалось, что у этих подонков сохранились хотя бы зачатки порядочности, – прошептал Дронго, дотронувшись до ее холодной руки.
– Тщетные надежды, – возразила она. – Хотя остальные вели себя более порядочно, даже угощали кофе, перед тем как отправить в отель. По-моему, этот тип очень боялся, что я кому-то пожалуюсь. Смотрел на меня с большой опаской и ждал, когда я начну жаловаться.
– Вот и нужно было это сделать, – гневно произнес Дронго, – такие вещи не прощают даже у бандитов. Его бы не оставили в живых.
– Я не хотела никому говорить, – поморщилась Вирджиния, – это было так унизительно. И стыдно, – добавила она, чуть помедлив. – В конце концов, я не девочка, которая потеряла свою девственность. Мне не хотелось никому об этом рассказывать. Но сюда приехала врач-психолог, которая решила со мной поговорить. Мне сделали два укола. Я думала, что это обычное снотворное, а она ввела мне «сыворотку правды», и я все ей рассказала. Это была их своеобразная мера предосторожности. Они всегда так проверяют людей, которые работают на них, чтобы убедиться в их искренности.
– Хотели проверить, не сдалась ли ты нарочно и не рассказала ли им об этом клубе, – понял Дронго.
– Видимо, да. Но они все узнали и приняли решение убрать меня с этого расследования. Я думаю, что они поступили правильно.
В дверь постучали, и Дронго, поднявшись, пошел к дверям. Там стояли врач, Лоусон и один из охранников.
– Вы закончили? – спросила врач.
– Вы всегда узнаете правду таким противоестественным способом? – вместо ответа задал свой вопрос эксперт.
– Она вам уже рассказала, – поняла врач.
– Немного. И вы приняли решение снять ее с этого расследования?
– Не я. Я не тот человек, который принимает решения. А вы считаете, что в таком состоянии она должна продолжать заниматься этим делом? И снова рисковать?
– Я этого не говорил. Просто непонятно, зачем вы сделали ей эти уколы. Она могла честно ответить на все ваши вопросы.
– Есть вопросы, на которые не хочется отвечать, – резонно возразила врач. – Женщины не любят рассказывать о подобных вещах. И чем сильнее женщина, тем меньше шансов, что она вам об этом расскажет. Такую травму они носят в себе. Извините, но у нас нет времени на дискуссию. Мы должны уезжать. И вы тоже должны уезжать.