Все расступились перед ним, и он стремительно овладел батареей, господствующей над дорогой.
Валленштейн отступил, окруженный побежденными войсками. Линия обороны была смята, но его полк ещё держался и не думал сдаваться.
Не ошибся ли Сени, говоря, что ноябрь станет фатальным для короля Швеции?
Но тут неожиданно с правого фланга раздались возгласы. Страшное замешательство произошло в рядах; две армии, казалось, были раздавлены страшным вихрем, расколовшем войска на два фронта.
Это заставило Густава-Адольфа остановиться. Он пристально всматривался вдаль. В середине страшного вихря раздались крики: «Иисус и Мария!»
Это кричали имперцы. Вскоре все увидели их. Это были восемь мощных отрядов кирасир; они шли, все сметая на своем пути.
В этот же момент мимо Валленштейна проследовал человек, весь покрытый пылью. Он услышал его слова:
— Граф Паппенхейм!
Продолжая свой путь, он достигнул шведских войск и направился в сторону короля.
— Сир! — обратился он к нему. — Граф де Паппенхейм здесь! Ваш правый фланг разбит.
— О, господи! — прошептал Арман-Луи, узнавший в курьере Франсуа-Альберта.
Но король уже сделал знак де ла Гершу.
— Спешите, — приказал он ему. — Вызовите ко мне герцога Бернарда де Вейнара из резерва. Он найдет меня в схватке с Паппенхеймом.
Арман-Луи двигался с одной стороны, Густав-Адольф — с другой. Герцог Левенбургский следовал за королем. Мрачный всадник скакал рядом с ним.
Если бы Каркефу присмотрелся, то смог бы узнать в нем капитана Якобуса, несмотря на то, что тот скрывался под красным плащом.
— Наконец-то ты здесь! Вот уже два дня, как я тебя не видел! — возмущено говорил король герцогу Левенбургу, скачущему рядом с ним.
— О, сир! С этого момента я вас не покину! — ответил герцог.
Отблески пожара, пылавшего вдали, привели их в Аль, также сожженный Паппенхеймом.
Паппенхейму был отдан приказ вступить в бой. С ним вместе должны были участвовать в сражении восемь имперских полков. Возглавляемые генералом, они выступили — грозная сила, тысячи тяжеловооруженных всадников, оставивших кровавый и огненный след по всей Европе..
Сражение, казалось, было проиграно. Паппенхейм пришел — и все изменилось. Его шпага работала без устали, и его солдаты, воодушевленные примером своего командующего, шли в атаку.
Они сразились с Голубым полком, самым сильным в шведской армии.
Это была как стена, стена из мушкетов и пик; но кирасиры, десять раз отброшенные назад, десять раз наступали снова, и стена пала.
Голубой полк сменил полк желтый. Ураган всадников налетел на него, не давая никакой возможности отступить. Паппенхейм лично бросался в самую гущу сражения. Кирасиры неотступно следовали за ним. Час грохота клинков, выстрелов, топота копыт и криков — и Желтого полка больше не существовало.
— Где же Густав-Адольф! — яростно кричал Паппенхейм, потрясая окровавленным мечом.
Заметив всадника, похожего на короля, он набросился на него. Всадник после первого же удара свалился с лошади, тяжело раненный.
— О! Это не король! — сразу же понял Паппенхейм, вытирая клинок и устремляясь дальше с криками:
— Густав-Адольф, где ты?
Он был похож в это время на быка, бороздящего поле, поросшее густым кустарником.
Этот страшный шум достиг ушей короля. Он видел беспорядок в своих войсках, но надеялся на подход резервов — и не знал, что герцог Левенбург собирается нанести ещё один удар.
Всадник в красном плаще приблизился к Франсуа-Альберту.
— Армия побеждена! Король будет убит — сражение будет выиграно! Стреляйте же!
Герцог Левенбург поднял свой тяжелый пистолет.
— О! Я не смею! — прошептал он.
В это время Густав-Адольф проехал недалеко от имперских мушкетеров. Франсуа-Альберт, увидев его, скомандовал:
— Тот, кто едет первым, вон там — это король, стреляйте!
Три мушкетера прицелились и выстрелили; пуля догнала короля и раздробила ему левую руку. Король согнулся от боли и припал к крупу лошади.
— О! Черт! — вскричал Франсуа-Альберт, видя, что король не упал.
В этот момент Арман-Луи бросился к королю:
— Сир, герцог Бернар с нами, он следует за мной.
— Вперед! — отвечал король.
Группа кирасир вдруг отделила его от де ла Герша, который в это время возглавлял отряд из тридцати драгун. Король все-таки хотел догнать Паппенхейма, но сильная боль и большая потеря крови сделала его слабым, старая, плохо затянувшаяся рана открылась; вдруг король побледнел и пошатнулся.
— О! Лишь бы мои бравые солдаты не увидели меня таким! — прошептал он еле слышно.
— Стреляйте ещё раз! — повторил Якобус на ухо герцогу Левенбургскому, видя, в каком состоянии находится король.
Франсуа-Альберт все ещё не решался.
— Ну, если вы не решаетесь, то я это сделаю! — решительно произнес капитан. И, подняв пистолет, выстрелил.
Густав-Адольф испустил крик, его дрожащая рука хотела удержать поводья, но не смогла, и король рухнул на землю.
— Друг мой, — прошептал он герцогу Левенбургскому, взволнованно глядящему на него, — я умираю, спасайся.
— А сейчас, Сир, вы меня узнаете? — спросил капитан, спрыгивая с лошади. — Ты оскорбил меня и я тебя убил!
В этот момент страшный крик заставил капитана поднять глаза. Арман-Луи видел все и во главе своего отряда спешил на помощь.
— Ко мне! — вскричал Якобус. — Король мертв!
Сотня кирасир и сотня имперских мушкетеров ринулись в бой. Всадники, воодушевленные смертью шведского короля, ринулись в бой. Сражение продолжалось уже вокруг трупа Густава-Адольфа.
Герцог Бернард де Веймар, прибывший по просьбе Армана-Луи, только что сразился с графом Паппенхеймом. Австрийским кирасирам он противопоставил финских; натиск, который, казалось, ничто не могло остановить, был отражен.
Новость о смерти короля распространилась в шведской армии с быстротой молнии. Она вызвала у всех приступ ярости. Как волки, у которых осмелились забрать их детей, сплотившись, шведы бросились на врага. Это уже не было сражением, а больше походило на дуэль; каждый, кто имел шпагу, пику, мушкет, использовал любую возможность отомстить. И пехота, и кавалерия ринулись в бой.
— Месть! — слышалось повсюду.
И все действия были подчинены одному единственному желанию — отомстить!
Валленштейн на поле сражения столкнулся с генералом Хармом и его старыми полками.
— О! Я думаю, — произнес он, — что дух Густава-Адольфа с вами!
Именно этот дух селился в бледную фигуру герцога Бернара. В то время, как шведы сражались для того, чтобы убивать и умирать, он посылал их вперед для того, чтобы отомстить, и, возглавляя батарею, так долго защищавшую короля, он продолжал наносить удары по имперцам.
Тем временем, ожесточенная борьба, обагрившая кровью уголок земли, где лежал король, не прекращалась. Мертвые падали на мертвых, раненые — рядом с ними. Над поверхностью этого бушующего моря был виден силуэт Паппенхейма. Он не знал, где убит король, и искал его повсюду.
В то время, как общая ненависть помогала имперцам пробиваться сквозь шведские войска, Арман-Луи удвоил усилия с целью догнать капитана Якобуса; Рено же спешил сразить великого маршала империи. Несмотря на сопротивление врагов, окружавших его повсюду, Каркефу смог присоединиться к своим, но его конь уже не подчинялся ему. В этот момент на него набросился Паппенхейм, который охотился на каждого, одетого как Густав-Адольф — в камзол из буйволиной кожи и драповую накидку.
— Вот и пробил мой последний час, — прошептал Каркефу, готовясь мужественно принять удар шпаги.
В это время широкая грудь лошади великого полководца натолкнулась на шатающееся животное его противника и отбросила его шагов на десять.
Смеясь, маршал закричал:
— Следи лучше за своей лошадью! — и, узнав Каркефу, бросился вперед.
Пока Каркефу пытался поднять свою лошадь, месье Парделан в одну минуту оказался возле Паппенхейма.
— К бою! — прокричал старый граф.
— Послушай, ведь силы не равны! — отвечал маршал.