Хилари не верила своим ушам. Судорожно вздохнув, она пролепетала, сгорая от смущения:
— Ничего подобного между нами нет, я просто у вас работаю.
— Не говорите глупостей!
Генри сделал едва заметное движение и коснулся ее бедром. Хилари вздрогнула, как от удара током, и вытаращила глаза.
— Убедились? — спросил он удовлетворенно.
Такого самовлюбленного нахала Хилари еще не доводилось встречать. Но он был прав! Впрочем, она готова была пройти босиком по горячим углям, но только не сознаться в этом. Ну и что из того, что она испытывает к Генри Тренту физическое влечение? Ее влекло и к Максу, а чем все это кончилось?
— Половое влечение — не главное в отношениях женщины и мужчины, — озвучила она свои мысли и тотчас же пожалела об этом.
— Простите, Хилари, но я с этим не согласен, — невозмутимо ответил Генри. — Разумеется, это лишь составная часть их взаимоотношений, но без нее счастливый брак невозможен.
— Типично мужская логика! — выпалила Хилари, тотчас же поймав себя на желании перевести разговор с личного на общее.
— Я вправе выражать только свое мнение, однако у меня есть печальный опыт в этом вопросе, — парировал Генри совершенно будничным тоном.
— Как прикажете вас понимать? — выдохнула Хилари, не в силах противостоять любопытству.
Рассудок подсказывал ей, что лучше поменьше знать о жизни этого мужчины, вселяющего в нее тревогу: меньше знаешь — крепче спишь. Пока что все, что она узнавала о Генри, глубже втягивало ее в его орбиту. Ей совершенно не хотелось пропасть в этой черной дыре. Но, к своему нарастающему ужасу, Хилари не находила в нем отрицательных черт, Генри был ласков с сыном, и его любовь к Доминико угнетала Хилари не меньше, чем его внимательное и доброе отношение к прислуге. Хилари ощущала потребность в неприязни к нему, все острее чувствуя, что иначе она погибнет.
— У меня был младший брат, звали его Мишель, — возобновил свое повествование он. — После смерти нашего отца мать перебралась во Францию. Он уехал вместе с ней и в скором времени превратился в настоящего француза. Мишель подружился с братом Жаклин, моей будущей жены, они стали неразлучны. Нужно сказать, что Анри и Жаклин — близнецы, они были сильно привязаны друг к другу. Так вот, приятели — Анри и мой младший братец Мишель — постоянно искали опасных приключений. Это были сущие дьяволята. Закончилось все трагедией: оба погибли в Альпах при невыясненных обстоятельствах. Им было по двадцать лет. Наши семьи были потрясены этим несчастьем.
— Ах, Генри! Мне искренне жаль… — с состраданием пробормотала Хилари.
— У Жаклин было еще четверо братьев и сестер, но гибель брата-близнеца буквально раздавила бедняжку, я тоже был подавлен смертью младшего брата. Мы сблизились, поначалу это была только дружба, но Жаклин вскоре привязалась ко мне. — Генри говорил бесцветным и слегка натянутым голосом. — Заметив, что наши отношения зашли слишком далеко, я попытался их прекратить, но Жаклин впала в отчаяние. Она готова была покончить с собой. К тому времени ее отец умер, а с матерью она никогда не была близка. И вот… — Он покачал головой. — Я пошел у нее на поводу, поддавшись жалости и своему долгу перед памятью о брате. Жаклин не внушала мне отвращения, мы с ней ладили, а ей очень хотелось стать моей женой. Вот так мы и поженились: ведь в конце концов браки иногда строятся и на менее прочном фундаменте, однако не рушатся от житейских бурь.
— Вы были с ней счастливы? — осторожно спросила Хилари.
— У моей жены не было повода огорчаться.
— А у вас?
После долгого молчания Генри повернулся к ней лицом, и ответ она прочла в его глазах.
— Простите, Генри! — спохватилась Хилари, искренне сожалея о своей бестактности.
— Не извиняйтесь, — раздраженно буркнул он, явно сожалея о том, что разоткровенничался. — Мы никогда не скандалили и не таили друг на друга обид. Могло быть и хуже.
— Вы тоскуете по брату?
— Я вспоминаю о нем ежедневно, — признался Генри дрогнувшим голосом. — Моя мать так и не смирилась с этой утратой. Она души не чаяла в Мишеле, он был ее любимчиком, как я — отца. Родители назвали меня в честь моего английского деда, а брата — именем отца нашей матери. У нас была дружная семья. Мы с братом не завидовали друг другу и не соперничали по пустякам, как это часто случается. Это были прекрасные времена…
Как же много несчастий внезапно свалилось на этого человека! Неожиданная смерть отца, гибель брата, утрата жены, болезнь Доминико… И все — в относительно короткий промежуток времени. Бедный Генри!
— Позвольте мне принести вам что-нибудь выпить, — сказал он и, забрав у Хилари опустевший бокал, скрылся в толпе.
Провожая его печальным взглядом, Хилари заметила, что публика потянулась в сад. Там уже играл оркестр на лужайке, а в распахнутые стеклянные двери врывался густой аромат магнолии и свежеподстриженного газона. Хилари подошла к открытому окну, за которым сгущались сумерки.
Генри сказал, что Жаклин была с ним счастлива и не имела повода для огорчений. Следует ли из этого, что жена Генри не догадывалась, что муж не любит ее так, как любой мужчина должен любить свою избранницу? Очевидно, Генри приложил немало усилий для того, чтобы Жаклин ничего не заподозрила. Иди она довольствовалась тем, что носит его фамилию и обручальное кольцо и имеет от него сына?
Но какое до всего этого дело мне?! Хилари вдруг разозлилась, что нервничает из-за чужих проблем. Жаклин мистическим образом повторила судьбу брата-близнеца — ушла в лучший мир совсем молодой. Нужно радоваться, Что муж подарил ей счастье в ее короткой жизни.
— Не хотите потанцевать? — услышала Хилари голос Генри и обернулась. — Пошли, вечер только начинается!
Он поставил бокалы на стол и подхватил ее под локоть раньше, чем Хилари придумала предлог, чтобы отказаться, и увлек ее во дворик, где на площадке уже кружились в вальсе пары.
— Мой друг Бернард предпочитает джазу и популярной музыке мелодии Штрауса. Иногда классика приходится весьма кстати!
Хилари задрожала, почувствовав, что переходит опасную грань. Нельзя танцевать с ним! — кричал ее разум. Не нужно смотреть в его черные бездонные глаза! Но сколько очарования в этих звуках, возражало сердце, сколько ласки и тепла в этих лучистых глазах…
Она не стала сопротивляться, подумав, что попала в волшебную сказку. Ведь наяву ничего подобного с ней не случалось. Так не лучше ли насладиться забытьем?
Генри мягко, но решительно взял Хилари за руку и, обняв другой ее талию, увлек в круг танцующих. Генри оказался мастером вальса, и Хилари с легкостью ему доверилась.
Сумерки сгустились, на деревьях зажглись волшебные фонарики. Генри представился Хилари прекрасным рыцарем, вернее черным рыцарем, поправила она себя, пытаясь сохранить здравомыслие.
Но как приятно было парить в его объятиях! Хилари казалось, что она видит сон. У нее кружилась голова и захватывало дух, но хотелось танцевать еще и еще, вечно чувствовать энергию партнера, близость его сильного тела и его какой-то специфический, пьянящий запах. Ей хотелось навсегда остаться в этой сказке, забыть о прошлом и не думать о будущем, а только упиваться настоящим, в котором очаровательный принц ласкал взором свою желанную и любимую принцессу.
Генри страстно хотел обладать ею. Его тело угадывало малейшее изменение настроения Хилари, хотя он и старался оставаться спокойным и сохранять над собой контроль. И она хотела его — безрассудно, неудержимо, безоглядно. Оркестр умолк. Генри на миг прижал Хилари к себе и, отпустив, предложил:
— А не пора ли нам подкрепиться поосновательнее? И выпить чего-нибудь. Здешнюю великолепную кухню невозможно оценить по достоинству, не отведав редкостных вин.
— Неужели? — Хилари улыбнулась, стараясь поддержать непринужденный разговор по мере своих сил.
Генри ухмыльнулся, пристально посмотрел на нее и, быстро поцеловав в губы, взял ее за руку и повел в дом.