Она растерянно захлопала ресницами. Он удовлетворенно осклабился и спросил:
— Значит, отныне мы с вами — друзья?
Хилари кивнула. Генри вежливо склонил голову и вновь взял ее под руку.
— Что ж, прогуляемся, как это полагается старым приятелям! — нараспев протянул он, крепче прижимаясь к ней.
Хилари вздрогнула, но не отшатнулась.
— На правах вашего друга я непременно покажу вам наиболее примечательные уголки Лазурного берега. Следующие недели мы посвятим прогулкам, пикникам и невинным забавам на природе. Разумеется, оставаясь только добрыми друзьями! Вы согласны?
Он издевался! Хилари взглянула ему в глаза, но они смотрели вполне серьезно. Может быть, все это ей лишь кажется?
— Послушайте, Генри…
— Что? — невинно спросил он.
Она готова была его ударить. Или расцеловать. Или сделать и то и другое. Он был невыносим. И вообще, вся ситуация была смешна и нелепа. Хилари смутилась и пробормотала:
— Ничего, пустяки…
Они снова пошли в направлении виллы сквозь зыбкую мглу и тишину, касаясь друг друга бедрами при каждом шаге. И постепенно Хилари начала ощущать внутреннее тепло, странным образом растекающееся по всему ее телу вопреки враждебной силе, исходящей от Генри Трента.
Когда они добрались до виллы, Хилари изнемогала от сладострастия, нервы ее натянулись как струны, и каждая клеточка тела дрожала от греховного вожделения. Генри не произнес ни слова, пока они шагали по аллее, нога к ноге, однако это лишь обострило все чувства Хилари.
Генри бесшумно отпер входную дверь и спросил, пропуская Хилари вперед:
— Кофе?
— Нет, благодарю вас! Я отправляюсь спать, можете дальше не провожать. Спокойной ночи, Генри. Спасибо за чудесный вечер.
— Спокойной ночи, Хилари!
Она шагнула к лестнице, но Генри удержал ее, схватив за локоть, и повернул к себе лицом.
— Один дружеский поцелуй.
И, не дожидаясь согласия, жарко поцеловал ее в губы. Поцелуй совершенно не походил на дружеский, а настроение у Хилари в этот миг было далеко не альтруистическим. На кону стояло не только ее душевное равновесие, но и здравомыслие. Она проворно отскочила от Генри, и он лишь взглянул на ее зардевшееся лицо своими черными глазами и тихо произнес:
— Сладких снов тебе, мой английский цветочек!
Английский цветочек? Черта с два! Оторопь от сладкого поцелуя сменилась возмущением, едва лишь Хилари влетела в свою комнату и дала волю праведному гневу, замешанному на страхе.
Разве я ему не объяснила, как нужно со мной обходиться? Пусть даже не помышляет расслабить меня медовыми речами, я не легковерная девица. Со мной его фокусы не пройдут! Дрожа от ярости, Хилари стянула с себя платье и наполнила горячей водой ванну. Эти самовлюбленные миллионеры слишком много себе позволяют! Возомнили, что ни одна женщина в мире не устоит перед их чарами. Все они одинаковые, и Генри из того же теста, раз полез целоваться!
В душе Хилари понимала, что не права, но не могла позволить себе признаться в этом: тогда заветная дверца, захлопнутая ею навечно, тотчас же распахнулась бы настежь. А ход в нее мужчинам заказан, даже Генри Тренту. Вернее именно ему в первую очередь. С этой мыслью Хилари и заснула.
7
Следующий день, как и следующий месяц, не принес Хилари никаких сюрпризов. К ее полнейшему изумлению, Генри вел себя безупречно, чисто по-дружески. Они совершали увлекательные прогулки, захватив с собой Доминико, устраивали пикники в компаниях многочисленных приятелей Генри, уютно коротали вечера дома, посещали дорогие рестораны, театры, выставочные залы. И ни разу он не позволил себе ничего, кроме платонических поцелуев в щеку.
Мне следовало бы благодарить небо за столь благоприятный исход, рассуждала сама с собой Хилари в день рождения Доминико, проснувшись раньше других обитателей виллы и усевшись возле окна спальни, чтобы полюбоваться великолепным восходом солнца в ясном голубом небе. И она была благодарна, разумеется, хотя…
Ах! Она заёрзала в плетеном кресле и встряхнула головой, раздосадованная собственной непоследовательностью. Дружеское благоразумное поведение Генри оставляло в ее душе какой-то странный осадок. Хилари не хотелось в этом сознаваться, но она чувствовала себя несчастной. Получалось, что все ухаживания Генри — не более чем легкое увлечение, минутный порыв, с которым он без особого труда распрощался. Разумеется, не без помощи богатых и привлекательных искусительниц, роящихся вокруг Генри, словно пчелы вокруг меда. Хилари вдруг резко встала с кресла, раздраженная течением своих мыслей.
Завтра Сильвия получит расчет, и вся ответственность за воспитание Доминико ляжет на нее, новую английскую гувернантку. Хилари невидящим взглядом уставилась на залитые солнцем газоны. Совсем недавно ей казалось, что она здесь не приживется, но со временем все утряслось: Генри резко изменился, а она привыкла к Доминико.
Тогда почему, спрашивала себя Хилари, меня не покидает неудовлетворенность? Чем я недовольна, если все складывается хорошо? Похоже, я просто дура, настоящая идиотка, не способная уравновесить качели собственных эмоций, ежедневно меняющих мое настроение. И дело тут не только в крошке Айрин, чего уж греха-то таить!
Паническое состояние, не оставлявшее Хилари весь этот месяц, обострилось. Но вылиться в истерику ему помешала мужская фигура, появившаяся в саду. Одетый в белоснежную сорочку и в серые брюки, Генри ступал осторожно, держа в руках большую картонную коробку.
Ну конечно он нес котенка! Хилари вспомнила, что Генри заранее договорился с сестрой Поля о том, что заберет у нее кошечку пораньше в день рождения Доминико. Отцу хотелось обрадовать сына, как только он проснется. Именинник до последнего момента не был уверен, сбудутся ли его заветные мечты.
Хилари с нарастающим интересом продолжала наблюдать за хозяином виллы. Он приблизился к дверям черного хода и вот-вот уже должен был бы скрыться из виду, как вдруг остановился. Генри прижал свою ношу одной рукой к бедру и нежно погладил котенка, что-то сказав ему. Приласкав и успокоив крохотное живое существо, он распрямился и вошел наконец в дом.
Этот незначительный эпизод удивительным образом озарил Хилари, и она поняла, что любит Генри Трента. Почему это произошло именно теперь, после череды совместно проведенных дней и недель, она не понимала, да и было это не столь уж важно, ведь мысль, пронзившая ее, словно молния, продолжала жечь ее мозг.
Я его люблю!
Ей остро захотелось очутиться с ним рядом и ощутить его запах и тепло. Она нуждалась в Генри каждое утро, едва открыв глаза, мечтала принадлежать одному ему, стать частью его существования. И более того…
Нет! Она яростно встряхнула головой. Нет-нет, ничего такого мне не надо! Это всего лишь зов плоти, пусть даже и психологическая симпатия, но это еще ничего не значит. Он очень привлекательный мужчина, с острым умом и чувством юмора, не говоря уже о том, Что богат и влиятелен. Им нельзя не увлечься, это скажет любая женщина, но это не означает, что я влюблена в него. Любовь мне больше не нужна, с меня довольно. Хватит жить на острие ножа и рисковать полной утратой самоконтроля. Я не могу и не способна снова подвергнуться такому испытанию.
Нет, я не люблю Генри Трента, а уж он-то точно не любит меня, да и была ли я ему хотя бы симпатична? Хилари начала в этом сомневаться. Что ж, решила она, это к лучшему: значит, я со спокойной душой могу здесь остаться и продолжать заботиться о Доминико. В начале следующей недели Генри вернется к привычному образу жизни и будет проводить на вилле два дня из семи. С этим я вполне смогу смириться.
К восьми часам Хилари окончательно успокоилась и готова была спуститься на завтрак в столовую в образе идеальной гувернантки — уравновешенной, предупредительной и улыбающейся. Она зашла, как всегда, за Доминико в соседние апартаменты — сегодня мальчуган был вне себя от возбуждения, особенно ввиду предстоящего после обеда праздника, — и вместе с ним спустилась в комнату, где их ожидали коробки и свертки с подарками. Генри вышел из-за стола и ласково обнял сына.
— Это все мне, папа?!