Она вдруг умолкла, уставившись в одну точку. Дарьен, слегка опешивший от услышанной отповеди и даже испытавший кое-какие угрызения совести, теперь и вовсе забеспокоился о душевном здоровье девушки. В конце концов, и правда, что он на неё набросился? Ну, ходила бы из угла в угол, хоть как-то пар выпускала. А он сам разнервничался, вот и вспылил не по делу.
Царевна стояла, будто напрочь забыв о присутствии в гостиной маркиза, а потом совершенно неожиданно…расхохоталась. В результате чего Дарьен окончательно уверился в том, что девушка нездорова.
— Это же надо! — простонала Несмеяна сквозь выступившие от хохота слёзы. — «Заставил мой разум помутиться и отступить перед напором нахлынувших чувств»! — процитировала она зазубренное наизусть условие снятия проклятья. — Вывел из себя, если попросту! А я-то думала!
И она снова захохотала, совершенно непристойным образом согнувшись пополам. А Дарьен почувствовал, что ему ужасно нравится эта непосредственность и безразличие к этикету.
Несмеяна продолжала смеяться, но Дарьен уже не испытывал в связи с этим прежнего беспокойства. В перерывах между приступами хохота девушка сумела в двух словах объяснить, что с ней только что произошло.
— Любопытно, как бы вы отреагировали, если бы я сейчас рассказал пошлый анекдот, — лениво заметил он. — Продолжили бы смеяться или покраснели бы и дали мне пощёчину?
Про покраснели — это он, конечно, переборщил: от продолжительного смеха лицо царевны и без того было пунцовым, так что у чувства возмущения или стыда не было ни малейшего шанса повлиять на его цвет.
И тут Несмеяна в очередной раз удивила маркиза совершенно непредсказуемой реакцией.
— А хотите, я вам сама неприличный анекдот расскажу? — предложила она. И, не дожидаясь ответа, приступила: — Возвращается как-то барон домой с охоты, а в постели баронессы главный ловчий лежит…
Дарьен сидел, хлопая глазами, особенно не вникая в суть анекдота, тем более что шутка была ему смутно знакома. Он не помнил, при каких обстоятельствах слышал её в прошлый раз, но уж точно в исключительно мужском обществе. И то не на светском приёме и не во время карточной игры в приличном клубе, а скорее именно на охоте, где правила этикета более гибки.
— Царевна… — даже не улыбнувшись, проговорил он, когда история о бароне, приобретшем во время охоты рога, была закончена. — А вы откуда знаете такие анекдоты?
— Как это откуда? — весело откликнулась Несмеяна, которую шок маркиза нисколько не смутил, а скорее даже позабавил. Впрочем, насколько Дарьен мог судить, её сейчас забавляло решительно всё. — Так меня же за столько лет пытались рассмешить всеми возможными способами.
— И что, ваш батюшка дозволял? — изумился хозяин дома.
— Конечно, — пожала плечами царевна. — Это же его идея была, чтобы меня непременно кто-нибудь заставил засмеяться. К концу первого года ему стало совершенно всё равно, насколько приличны шутки. Лишь бы хоть что-то сработало.
— Однако же, насколько я понимаю, не сработало.
— Нет.
— И почему я не удивлён?
Поднявшись, маркиз подошёл к шкафу из орехового дерева с застеклёнными дверцами.
— Вы не возражаете, если я выпью немного коньяка? — спросил он, доставая пузатую бутыль.
События сегодняшнего дня определённо следовало запить.
— Мне совершенно безразлично, что вы пьёте, — непосредственно пожала плечами девушка.
И тут маркиз понял, что окончательно и безнадёжно пропал.
— Итак, внимание: перед вами — Василиса Премудрая, одна штука, — торжественно объявила я.
И указала на наглядное пособие. Правда, на сей раз таковым служил не живой человек, а хорошо исполненная картина. С полотна на нас глядела молодая женщина с чёрными волосами, заплетёнными в длинную толстую косу. Синее платье, шедшее к голубым глазам, облегало внушительную грудь. На щеках играл здоровый румянец. Широким плечам Василисы мог бы позавидовать иной рыцарь, но, поскольку женщина была рослой и статной, это её не портило. Напротив, можно было с уверенностью утверждать, что Василиса весьма хороша собой.
— Типичный экземпляр, — продолжила я, пролетев между рядами и теперь рассматривая картину на расстоянии. — Остановит на скаку коня, как белого, так и вороного. Войдёт в горящую избу, если оттуда понадобится вынести Ивана. За ней вообще любой мужчина будет, как за каменной стеной.