Позабыв про стражника, мы с Мелюзиной синхронно сделали шаг вперёд, вглядываясь в подрагивающий тенями полумрак камеры. Она была огромной, должно быть, единственной на весь участок, с небольшим отделённым своеобразной стенкой-ширмой уголком, по-видимому, выполнявшим функцию туалета. Народу в камере было много. Мы очень быстро разглядели девочек, и не только их. Здесь действительно сидели (как в прямом, так и в переносном смысле) преступники всех мастей. Женщины, несомненно, лёгкого поведения, мужчины, внешний вид которых можно было приравнять к выведенной на лбу надписи «СУТЕНЁР», здоровенные громилы, а также спокойные, невзрачные на вид люди, изящные и ловкие пальцы которых выдавали в них либо пианистов, либо карманников.
В первую секунду Мелюзина охнула, повторно разволновавшись за наших девочек. Я же ухмыльнулась и, покачав головой, потянула её за рукав, предлагая постоять у стены, там, где нас непросто было заметить, и понаблюдать со стороны.
А понаблюдать действительно было за чем. Чуть в глубине, на неровной каменной скамье, сидела Фритта и какой-то здоровый бугай раза в два её крупнее. Возле каждого из них, с его стороны скамьи, стояло по четыре не слишком чистых опустошённых стакана. Ещё по одному стакану они держали в руках, и там поблёскивало какое-то мутноватое пойло, даже внешний вид которого заставил меня поморщиться. Мелюзина с интересом вытянула шею. Она была не одинока: вокруг нашей «парочки» собралось около четверти заключённых, и все с азартом следили за разворачивающимся действом.
Резко выдохнув, Фритта поднесла стакан ко рту и принялась пить. Её соперник поступил так же. Но пил он очень медленно, а к середине стакана всё-таки сдался, сгорбился, опуская руки и, морщась, выдохнул:
- Всё!
Фритта же, никак не реагируя на сей факт, не прерываясь, продолжила процесс поглощения пойла. Количество жидкости в её стакане стремительно уменьшалось. Наконец, девушка оторвалась от стакана и, перевернув его вверх дном, с торжествующим видом потрясла, демонстрируя таким образом, что внутри действительно ничего не осталось.
Сокамерники зааплодировали, кто-то принялся обмениваться мелкими – и не очень – монетами.
- Приступай! – громко потребовала Фритта, обращаясь к побеждённому бугаю. Тот с несчастным видом опустился на пол и отжался.
- Один! – хором прокричали Майя и Моргана.
Здоровяк застал на вытянутых руках с несчастным видом, но девушки были неумолимы. Стало быть, одним отжиманием проигрыш не ограничивался. Я заволновалась, как бы всё выпитое не оказалось в самое ближайшее время на полу камеры.
- Сам виноват, - без всякой жалости, даже, я бы сказала, с ликованием, шепнула мне Мелюзина. – Надо быть круглым идиотом, чтобы соревноваться, кто больше выпьет, со студентами!
Переведя взгляд, я обнаружила левее и ближе к решётчатой двери камеры ещё одного отжимающегося мужчину. Стоявшая неподалёку Тинкер лениво наблюдала за его стараниями, беззвучно ведя счёт.
- А этот в чём провинился? – тихонько спросила я у оказавшегося ближе всего к нам заключённого.
- В фантики проиграл, - так грустно, будто речь шла о нём самом, констатировал тот.
- Сам виноват, - в очередной раз объявила Мелюзина. – Послушай, а может, и правда оставим их здесь? Ну, в воспитательных целях. Чтобы немного повысить моральный облик городской преступности?
Я наградила её весьма укоризненным взглядом.
- Сама-то понимаешь, что говоришь? Чему хорошему их могут научить наши девочки?
Тут среди общего гомона до нашего слуха долетел голос Динь.
- Место рождения? Возраст? Род занятий? Каких женщин предпочитаете – блондинок, брюнеток, шатенок или, может быть, рыженьких?
Молодой тщедушный мужчина покорно отвечал на вопросы, время от времени затравленно озираясь по сторонам.
Ну, всё понятно. И этот тоже во что-то проиграл, вот только ему досталось посильнее, чем прочим, отделавшимся отжиманиями. По-видимому, в качестве своего выигрыша Динь затребовала право устроить судьбу бедолаги, то бишь, сделать его своим первым клиентом – или подопытным кроликом. Что ж, хотя бы в этом вопросе я могла горе-игроку помочь.
- Студентка Динь, надеюсь, вы помните, что женить крестников феям разрешается только после благополучной сдачи экзаменов четвёртого курса? – громко обратилась к девушке я. – А вы сейчас только на третьем.
Феи тут же рванули с мест, прильнули к решётке и загомонили в один голос. «Недожених» с облегчением сполз по стенке, а «спортсмены» перестали отжиматься.
А тут как раз подоспел и начальник участка. Сравнительно молодой, надо сказать, мужчина (немного за тридцать), вид имевший довольно надменный, но с нами общавшийся вежливо. Его сопровождал стражник, но не тот, что проводил нас до камеры. Возможно, личный помощник.
- Добрый день, госпожи феи. – Начальник вежливо кивнул, важно заложив руки за спину. – Колин Таймс, глава южного участка жандармерии. Чем могу вам помочь?
- Видите ли, господин Таймс. – Будучи непосредственным куратором девушек, я взяла разговор с тюремным начальством на себя, а Мелюзина стояла рядом олицетворением моральной поддержки. – Мы бы хотели попросить за молодых фей, студенток, которых сегодня утром привезли сюда из городского парка. Нельзя ли их отпустить? Я готова лично за них поручиться и подписать все необходимые в подобных случаях бумаги.
Начальник нахмурился и сокрушённо покачал головой.
- Видите ли, госпожа фея, при всём моём безграничном уважении к вам, это немного трудно будет сделать. Заключённые нарушили слишком много законов. Нарушение общественного порядка, поджог, покушение на убийство…
- Какое ещё убийство?! – возмущённо выдохнули мы с Мелюзиной с интервалом в полсекунды.
- Госпожи супруги мэра, - почти интимно понизив голос, объяснил начальник. – Её чуть было не утопили.
- В воде из фонтана? – фыркнула Мелюзина. – Не смешите меня!
Таймс неодобрительно покачал головой. Взгляд его стал строгим.
- Госпожа супруга мэра могла захлебнуться. Кроме того, ей был нанесён моральный ущерб. Боюсь, что… - он многозначительно вздохнул, - …эту проблему так просто не решить.
- Хорошо, а тяжело её решить можно? – утомлённо поинтересовалась я, не настроенная на продолжительные игры.
- Ну, господин мэр, конечно, будет недоволен, - протянул Таймс, глядя куда-то в сторону, словно высматривал там вышеупомянутого мэра. – Но можно попытаться, как минимум, выпустить девушек под залог.
- Хорошо, давайте под залог, - махнула рукой я, игнорируя возмущённые взгляды кое-кого из студенток. Раньше надо было головой думать, а теперь поздно бороться за неподкупность и справедливость. – Сколько?
- Тысячу золотых, - ответило начальство, на сей раз глядя в потолок. Мэра там не было точно, но, может быть, Таймс спрашивал таким образом благословения кого-то из прежних мэров?
- Сколько? – переспросила я, всем своим видом показывая, что явно чего-то не расслышала.
- Одну тысячу золотых, - невозмутимо повторил Таймс.
- Таких залогов не бывает, - отрезала я.
- Ну почему? – Он эдак непосредственно, почти по-детски, поковырял сапогом пол, местами усыпанный вылетевшей из камеры соломой. – Мы ведь с вами говорим не об одной заключённой, а о семи. Поэтому на каждую получается не так уж и много. К тому же, повторюсь, господин мэр в любом случае останется крайне недоволен.
Я глубоко втянула носом воздух и медленно, со смаком выдохнула, дабы не сообщить всем присутствующим в чрезвычайно неблагородной манере, где именно я видала недовольство мэра, моральный ущерб его супруги, инфантильность не в меру активных студенток, а также необходимость заниматься проблемами такого рода вместо своей нормальной работы.
Так или иначе, о внесении назначенного залога речи идти не могло. У меня таких денег нет, а ожидать, что ректор расщедрится и выделит подобную сумму из университетского бюджета, и вовсе смешно.