В 18м веке путешественники замечали, что англичанки затягивались в корсеты гораздо чаще, нежели француженки. Это считалось хорошим тоном, ведь дама из приличного общества не могла показаться неряхой и распустехой. Более того, в Англии корсеты были в почете у служанок и крестьянок, даже тех, что занимались тяжелым физическим трудом. Ситуация существенно изменилась в конце 18го века, с наступлением Великой Французской Революции. Сами революционеры не жаловали корсеты, так как считали их еще одним признаком "аристократии в одежде." Женщины вняли их призывам и освободились от корсетов – вернее, перестали затягивать их чересчур туго. Ну а эпоха ампира, казалось, и вообще угробит корсеты. Зачем они нужны, если платье более не подчеркивает талию? На самом деле, корсеты носили и под платьями с завышенной талией, потому что корсет, помимо всего прочего, еще и поддерживает грудь. Другое дело, что корсеты той эпохи были гораздо легче, мягче, с меньшим количеством китового уса – иными словами, это были предки современных бюстгальтеров.
Как показало время, служить панихиду по корсетам было преждевременно. По окончанию наполеоновских войн корсеты возобновили свое триумфальное шествие по Европе, становясь все жестче, все уже… ну и сексуальнее, наверное.
На карикатурах первой четверти 19го века нередко встречаются денди, затянутые в корсет до такой степени, что глаза вот-вот выскочат из орбит. На ногах у них можно заметить накладные икры, которыми компенсировали недостатки фигуры в эпоху, когда мужчины носили ну очень обтягивающие лосины. Действительно, в 18м и 19м веках корсеты были популярны и среди мужчин, особенно военных, ведь им как никому требовалась стройная и внушительная фигура. Жаловали корсеты и охотники со спортсменами. После 1850х мужчины стали носить корсеты в основном по медицинским показаниям, для поддержки спины. Тем не менее, фетишисты или любители кросс-дрессинга продолжали носить корсеты. Причем английские фетишисты с пеной у рта клялись, что австрийцы не вылезают из корсетов, а французы в 1904 году утверждали, что корсеты до сих пор носят именно англичане.
Чаще всего корсет носили все таки женщины. В 19м веке корсеты удлинились, отчасти изменился принцип их шнуровки, которая, тем не менее, по-прежнему располагалась на спине. Таким образом, шнуровку трудно было затянуть без помощи заботливой служанки, но и этот вопрос был решен в 1829 году, когда появились корсеты, застегивающиеся на груди с помощью разъемных бюсков. Случись даме упасть в обморок, такой корсет можно было распустить гораздо быстрее. Начиная с 1850х, почти все корсеты имели подобную конструкцию. Поскольку их носили под одеждой, корсеты изготавливали в основном из хлопка и льна белого или бежевого цвета. Но, опять же, не всегда. Были корсеты и других расцветок, например, синие, черные, красные и т.д.
Чем дальше в лес – т.е. чем дальше в 19й век – тем ярче и многообразнее становились корсеты, все чаще их украшали кружевом, тесьмой и вышивкой. Конечно же, неспроста, ведь в конце 19го века усилилась эротическая функция корсета. Например, на карикатуре 1895 года "Новое Искушение Св. Антония" монах игнорирует обнаженную женщину, но чем больше она надевает белья, тем ярче разгорается интерес в его глазах. А уж когда дело доходит до корсета, старичок вне себя от счастья. Яркие, цветные корсеты пользовались успехом у куртизанок, как можно судить по картине Мане "Нана" или по "Ролла" Анри Жерве. Чтобы убедить зрителя, что женщина спящая на кровати именно проститутка, а не жена мужчины у окна, художник изобразил на переднем плане гору смятого нижнего белья. С кресла свисает вывернутый красный корсет, а из-под него, посылая горячий привет Фрейду, торчит кончик трости. На корсете покоится цилиндр – получается, что женщина разделась прежде чем ее клиент успел снять шляпу! Неудивительно, что эта картина вызвала скандал среди современников художника. Разумеется, не все женщины, предпочитавшие цветные корсеты, старались таким образом привлечь любовников. Была у корсетов и аутоэротичная притягательность – приятно знать, что на тебе красивое нижнее белье, даже если его никто не видит.