- Строим для вас новую машину.
- Какую? - поинтересовался Слепуха.
- Объем ковша - четырнадцать кубометров, длина стрелы - шестьдесят пять. Идите на нее машинистом. Тогда я буду спокоен.
- Так это же гигант? - удивился Слепуха.
- И притом шагающий.
Борис Иванович Сатовский впервые увидел экскаваторы в 1928 году, во время летней практики в кубанском совхозе. Ему было тогда двадцать лет. Механические кроты с иностранными именами "Менк", "Марион" представились ему верхом совершенства. Смуглолицый черноволосый паренек на всю жизнь полюбил стальных землекопов.
Получилось так, что летняя студенческая практика затянулась на несколько лет. Сатовский остался в совхозе, работал машинистом, механиком экскаваторного парка.
Потом он услышал, что в Ленинграде начали проектировать советские экскаваторы. И вот он в Ленинграде. Под руководством профессора Домбровского юноша упорно постигает тайны конструкторского ремесла.
В начале 1936 года молодой инженер-конструктор оказался в командировке на Уралмаше, где строили первый советский экскаватор, сконструированный ленинградским бюро. Ему сразу же бросилась в глаза разница в условиях работы заводских конструкторов и проектной конторы, оторванной от завода.
И на этот раз двухмесячная командировка растянулась на несколько лет. Вместо того чтобы вернуться в Ленинград, Сатовский оказался в Коунраде, где шли испытания первой машины.
На Уралмаше Сатовский нашел работу, которая стала смыслом всей его дальнейшей жизни. Во время войны он работал технологом. Был награжден орденом, вступил в партию. Уже в те годы он мечтал о новой большой машине.
Через полтора года после победы из цехов завода вышел первый электрический экскаватор. За эту работу Сатовскому и его товарищам Вернику, Борисову, профессору Домбровскому, технологу Егошиной - была присуждена Государственная премия. Фамилия Сатовского вошла в марку нового экскаватора СЭ-3. Впоследствии этот знаменитый "Уралец" завоевал огромную популярность на стройках, угольных карьерах, рудниках.
А конструкторы уже работали над проектом новой невиданной машины. Советскому машиностроению предстояло сделать новый скачок, ибо речь шла не о простом копировании прежних образцов, а о создании землеройных машин совершенно иного качества, о новых принципах конструкций экскаваторов, о новой технологии земляных работ. Пройдут годы - и серия прославленных шагающих экскаваторов поднимет на новую высоту все советское машиностроение.
Первый шагающий экскаватор предназначался для Волго-Дона, и слова Сатовского встревожили Дмитрия Слепуху: из-за этой машины ему придется еще не поспать несколько ночей.
Много разных встреч случалось на экскаваторе. Как-то проездом на юг к Слепухе приехала сестра Прасковья Алексеевна, громко восхищалась, глядя на работу младшего брата, на размах гигантской стройки. В другой раз мимоходом на стареньком "Москвиче" прикатил немолодой уже, с седой бородкой, профессор. Слепуха охотно показывал гостю свою машину. Из разговора выяснилось, что профессор, как и Слепуха, тоже землеройщик, пишет в настоящее время ученый труд.
- Что же там будет написано? - спросил Слепуха. - Про экскаваторы?
- Что вы? Я не люблю грохота. Я работаю над теорией землережущих инструментов.
- А какие же это инструменты?
- К землережущим инструментам можно отнести лопату, лом, кирку, заступ, мотыгу, черенковый совок...
- Очень интересно, - сказал Слепуха, сдерживая изо всех сил улыбку. В первый раз слышу про теорию лопаты.
- Помилуйте! Экскаваторы только недавно появились, а лопата служит человеку тысячелетия. В теорию лопаты входит широкий круг вопросов различные виды этого инструмента, устройство и составные части лопаты, погрузка с ее помощью земли в тачки и грабарки, профили выемок, коэффициент полезного действия...
- Простите, перебью вас. Не можете ли вы сказать, от чего, например, зависит этот самый коэффициент?
- Извольте, - ответил профессор, - коэффициент полезного действия лопаты зависит от длины рукояти, от площади совка лопаты, от состояния режущей части. Соотношение этих элементов и дает нам требуемую формулу.
Слепуха вежливо проводил профессора до его "Москвича", потом поспешил к товарищам рассказать о чудаке-ученом.
Была еще одна встреча.
Она случилась как-то ночью. На линии, питающей экскаватор, упало напряжение, и машина стояла. Слепуха сидел в кресле и вел разговоры с Иваном Селиверстовым.
Дверца кабины отворилась. Вошел высокий худой человек в ватных штанах, в телогрейке.
- Дождь. Холодно. Разрешите погреться.
Слепуха узнал немецкого военнопленного, который работал в бригаде по обслуживанию "Уральца". Пленные перетаскивали кабель, укладывали шпалы для настилов под гусеницы.
- Садитесь, - сказал Слепуха. - Все равно стоим. Закуривайте.
- О, русская папироса, - обрадовался немец. - Данке шон.
За четыре года, проведенные в плену, немец выучился говорить по-русски. Он рассказал, что больше трех лет работал на восстановлении разрушенного Смоленска, а полгода назад их привезли на Волго-Дон.
- Где же вас взяли в плен? - спросил Иван.
- Это было в Польше, - живо отозвался немец, - в январе сорок пятого года. Я служил в артиллерии, и мы тогда все время отступали. Русский танк внезапно налетел на колонну, раздавил все пушки, я спрятался в кювете, а потом вышел на дорогу, увидел русских автоматчиков и поднял руки. Я давно уже собирался сдаться, когда понял, что мы проиграли войну.
Слепуха с интересом слушал рассказ бывшего немецкого артиллериста. Немец согрелся и стал словоохотливым.
- Когда гляжу на ваш экскаватор, я всегда вспоминаю тот русский танк. Его гусеницы прошли в двух метрах от меня. Это было ужасно. Бр-р, - немец поежился.
- Я тоже был на войне, - заметил Слепуха.
- Вы можете сказать мне - кем воевали?
- Танкистом! - Слепуха увидел, как в глазах немца внезапно вспыхнул страх, и с удивлением почувствовал, что не испытывает к немцу ничего, кроме сострадания.
Он засмеялся: