Юсеф эс-Сибаи
Добрейшие люди
Шейх Зуараб
Перевод Л. Сапожниковой
Зима 1950 года. Шейх Зуараб направляется на священный праздник Аль-Махмаль…
Но прежде чем рассказать вам его историю, окинем взглядом его лицо.
Тихо, не спешите, не то заблудитесь среди глубоких морщин, складок, вмятин и бугров. Начнем наше путешествие сверху вниз, с самой макушки, где торчит, как окурок, корешок оборванной кисточки тарбуша[1]. От самого тарбуша уже ничего не осталось, кроме бесформенного остова, когда-то черного, а теперь посеревшего от грязи и пота. Посмотрим ниже, на лицо этого человека. Наше внимание сразу привлечет его лоб, в самом центре которого возвышается шишка, похожая на огромную, распухшую мозоль. На нее и опирается край тарбуша, из-под которого виднеется не то полоска белой такии[2], не то головного платка. Человек обматывает им голову, чтобы тарбуш не давил на темя. От шишки по лбу к ушам разбегаются глубокие извилистые морщины. У переносья их рассекают две глубокие борозды, застывшие в самом центре лица. Но самой главной приметой на лице этого человека остается шишка. Значение ее определяется не физическими свойствами. Она выражает духовную ценность своего владельца, его главное дарование и призвание — молиться, падать ниц, отбивать лбом поклоны.
О эта шишка, самая «изюминка» молитвы, средоточие набожности и благочестия!
Но оставим «изюминку» — этот символ истинной веры. Посмотрим ниже. С кончика его носа переведем взгляд направо и налево, пройдемся по глазам и ушам.
Его оттопыренные уши напоминают крылья летучей мыши или уши осла. Что же касается глаз, то едва ли можно назвать глазами два темных провала, только глубиной отличающихся от складок на лбу. Если бы что-то не подрагивало временами в извивах морщин, там, где мы привыкли видеть глаза живого существа, едва ли их можно было бы обнаружить на этом лице.
Итак, мы остановились на глазах и согласились признать их наличие. Присмотритесь внимательно и вы обнаружите ресницы или намек на ресницы, всегда опущенные; увидите вы и веки, всегда прикрытые. Если же они вдруг поднимутся, на ум сразу придет строчка стихов Шауки[3] о «веках, воспаленных бессонницей». Не думаю, что есть лучшее определение для этих воспаленных, покрасневших, вялых век. И только бог знает, от бессонницы ли они воспалены, или от глазной болезни. Во всяком случае, шейх Зуараб — избранник аллаха, пламенный почитатель пророка и, следовательно, сопричислен к влюбленным, а бессонница от любви — дело весьма обычное.
Перейдя от глаз к носу, мы обнаружим нечто весьма внушительное, взывающее к уважению. Около трети лица занимает этот нос, по форме напоминающий тарбуш, о котором мы упоминали выше, весь измятый, изрытый, покрытый порами и волосками.
Если мы продолжим наше путешествие и опустим взгляд еще ниже, то сразу же обнаружим верхнюю губу или, точнее, верхний край рта прямо под носом, без необходимого расстояния, которое обычно отделяет нос от верхней губы и где у людей положено расти усам. Кончик носа свисает вниз, закрывая все, что под ним, и кажется, что усы человека растут прямо из ноздрей и смешиваются с белой всклокоченной бородой, падающей от ушей до середины груди.
Ну, а теперь отдохните немного, переведите дыхание. Немудрено устать от столь утомительного путешествия по руинам этого опустошенного лица. Не хотите отдыхать? Ну что же, пеняйте на себя… Отправимся вслед за этим человеком и посмотрим, куда же он идет.
Сегодня у него великий день. Он надел свой лучший костюм и спрятал лохмотья под широким красно-зеленым плащом. В руке он держит «маршальский жезл» — палку, похожую на те, которыми сметают паутину с потолка, с вырезанной на конце головой раба. Разница лишь в том, что Зуараб заменил раба словом «аллах», выбитым на жестянке, напоминающей погремушку со свисающей кисточкой, которая когда-то служила ему шнурком для брюк.
Пойдем же за ним и займем место на многолюдной площади, где начинается священный праздник Аль-Махмаль.
В центре широкой площади выстроились войска, кавалерия, броневики, пехота. Солдаты в полном снаряжении, пушки в боевой готовности. Кажется, что мы на поле боя. Из громкоговорителей несутся призывы, колеблется сверкающее оружие, и только один аллах знает, какая связь между всем этим и святым праздником.
Подождем…
Где же паланкин? А где шейх Зуараб? А, вот они там… в том конце площади, где установлены праздничные шатры, заполненные людьми. Все с нетерпением смотрят куда-то в ожидании зрелища, которое видели десятки раз, без изменений и перемен.