И он решился.
— И в самом деле.
Ее расшившиеся в неверии глаза, судорожный вздох, будто пропустила удар под дых, вновь заставили его почувствовать эту холодную хватку на горле, удавку вины, затянувшуюся еще на самую капельку туже.
Возможно, останься она дома, с семьей: отцом, дядей и сестрой, их любви и заботы хватило бы, чтобы пережить со временем этот удар. Но рядом с ней был только Браун — она сама так решила, он сам похитил ее из больницы. Даже вывернись он весь наизнанку, отдай всего себя — этого не будет достаточно.
Может быть, в нем просто слишком мало доброты.
Резко поднявшись на ноги и выдернув стальную руку из слабой хватки Янг, он щелкнул запорами и открыл окно, впуская в комнату ледяной воздух.
— Зачем мне слабачка, утонувшая в жалости к себе? — спросил он, глядя на нее сверху вниз.
Положив руку ей на живот, он мгновение смотрел в растерянные глаза, а после одним толчком, даже не вполсилы — в четверть, отправил в полет. И даже этого хватило, чтобы она пролетела через всю небольшую площадь, заваленную снегом по самый потолок первого этажа, и с грохотом ударилась спиной о каменную стену общинного дома напротив. С яркой вспышкой золотой ауры, защитившей от удара, она упала вниз, скрывшись с головой в сугробе.
Забравшись на подоконник, Браун уселся на корточки и принялся ждать.
Она не может сдаться так легко. Девушка, чья личность создала Проявление, позволяющее становиться с каждым полученным ударом лишь сильнее, не может сломаться из-за такой ерунды. Ей просто надо напомнить, кто она.
Пару томительно долгих секунд ничего не происходило. Чувствуя, как крошится под пальцами край стены, за который держался, Браун прошептал:
— Ну давай же, Фонарик… Ты больше, чем это.
Она должна справится. Потому что… что он будет делать, если нет?..
Он улыбнулся, когда в небо ударил толстый столб пламени, а густой пар, казавшийся в огненном свете расплавленным золотом, заволок площадь. Всего пару мгновений — и на очищенной от снега площади он увидел Янг, пытавшуюся подняться на ноги. Левая нога, почти не сгибавшаяся в колене, превращала это в крайне утомительное и неловкое предприятие. Наконец, что-то неразборчиво прорычав себе под нос, она развела руки в стороны, ладонями вниз — и два потока огня приподняли Осеннюю Деву над землей, позволяя твердо встать на ноги. Запрокинув голову, она, широко оскалившись, посмотрела на него сияющими смесью золота и багрянца глазами и сделала шаг вперед. Янг едва не упала, беспечно перенеся вес на левую ногу, но тут же вновь обрела равновесие, выстрелив потоком огня в сторону.
Браун не стал ждать, когда блондинка преодолеет весь путь. Оскалившись в ответ, он спрыгнул вниз, приземлившись всего в двух шагах и тут же бросился вперед. Его удар был простым и безыскусным — он мог и быстрее, и сильнее. Учитывая состояние Янг, мог, наверное, и победить в прямом бою носительницу половины сил Осенней Девы, но не это было его целью. Фавн позволил ей перехватить кулак, послушно подался вперед, даже немного сменил позицию ног, чтобы Деве было проще перекинут его через себя, с силой приложив спиной о камень. Не сделал попытки защититься, когда она уселась сверху, занесла над головой сцепленные в замок кулаки, сверкающие разрядами молний… он просто с нежностью улыбнулся ей, заставив замереть.
— Вот она — Янг Сяо Лонг, — тихо сказал он, когда багрянец исчез из глаз, сменившись привычным нежно-лавандовым оттенком. — Вот она — девушка, в которую я влюбился как последний дурак, прекрасно зная, что она слишком хороша для меня. Это девушка, в которой таится такая бездна силы, что мне и не снилась — та самая Фонарик, что будет становится лишь сильнее, телом и духом, с каждым испытанием, каждом ударом Судьбы, который встретит лицом к лицу, не убегая и не прячась. Девушка, которую директор Озпин посчитал достойной силы Осенней Девы. Ты не перестанешь быть воином никогда — это то, кто ты есть и единственная, кому под силу это изменить — ты сама. Никто кроме: ни Синдер Фолл, ни я, ни кто угодно другой не может выбрать за тебя.
Протянув руку, он коснулся ее щеки, провел кончиками пальцев от виска к маленькому ушку, оттуда — к подбородку… и когда она рывком наклонилась вперед, вцепившись в губы поцелуем, не стал отстраняться, а ответил с тем же пылом, что и она, так, будто этот поцелуй — последнее, что он сделает в жизни, ее тихий, вырвавшийся против воли стон — последнее, что услышит, а нежная кожа, огнем вспыхивающая под его забравшимся под водолазку пальцами — последнее, чего коснется.
Даже будь это правдой — он бы не выбрал ничего иного.