Он никогда не тешил себя иллюзиями, что быть им легко — но искренне верил, что это просто. Должны были быть те, кто хотел навредить людям — с ними он должен был сражаться; и те, кто хотел людей защитить — с ними он должен был стоять рядом.
«Я просто пытаюсь помочь» — ломким от едва сдерживаемых слез голосом сказала ему Вельвет, что работала с преступниками.
«Мне достаточно нажать одну кнопку, сказать одно слово — и что бы не происходило в фавн-районе сейчас, после этого ты будешь считать нынешнее положение верхом милосердия» — сказал тот, кто хотел быть героем.
А те, кто возглавлял народ Вейл, совершили то же преступление, что и Белый Клык, нарушили те же законы.
Что он должен был делать со всем этим?
Он должен был сражаться с отчаявшейся девочкой? Убить ее?
Он должен был защищать тех, кто не лучше Белого Клыка? Быть может, нарушить эти законы сам?
Он должен был быть тем, кто угрожает чуть ли не геноцидом невиновным? Возможно, он даже должен был привести приговор в исполнение собственноручно?
«Мне кажется, что все вы здесь потеряли надежду» — сказала ему Руби и она была чертовски права.
Теперь Жон куда лучше понимал, что значит это пресловутое «быть героем». Это больно — постоянно быть на передовой и проливать свою кровь за других. Это страшно, когда от твоих решений, поступков и навыков зависят чужие жизни. И это ни хрена не просто, когда ты больше не знаешь, где в этом мире «плохие», а где — «хорошие».
Разговор умер сам собой после этих слов — ответ знали все, но никто не хотел произносить его вслух, и только Нора проворчала себе под нос что-то про «сломанные ноги». Вздохнув, он еще раз сжал руку Пирры, ободряюще ей улыбнулся и твердым («командирским», как он его про себя называл) тоном начал:
— Нам надо распределить смены на ночь. Первым…
— Подожди, Жон, — прервала его Руби.
Маленькая снайпер, что сидела на коленях напротив него, выпрямилась и расправила плечи. Ее взгляд имел почти ту же отчаянную решимость, что была у нее в момент, когда она остановила сражение между Пиррой и Вельвет, но руки, нервно теребящие край алого плаща, выдавали волнение.
— Есть еще кое-что, о чем я должна с вами поговорить, — начала она. — Возможно, сейчас не лучшее время и вы все заняты другим, но я не знаю, как долго придется ждать, пока мы вновь окажемся одни и действительно сможем поговорить без лишних ушей.
«Да когда же этот день, наконец, закончится!» — успел подумать Жон и махнул рукой поднявшейся с подоконника Норе, которая и без его приказов знала, чья очередь всегда была первой. Пожав плечами, Волкири опустилась обратно; Жон мимоходом отметил, что села она еще ближе к Рену и чуть подтолкнула хмурого напарника плечом, а после двумя пальцами раздвинула уголки его рта в резиновой улыбке. Когда она отстранилась, улыбка уменьшилась, зато стала куда подлинней.
Пару секунд Руби молчала, будто пытаясь подобрать слова, а потом сказала, таким будничным и простым тоном, будто говорила о самой очевидной вещи на свете:
— Я собираюсь найти Янг.
Жон устало вздохнул, с некоторым трудом подавив желание потереть виски, стрельнувшие болью. Он еще не успел подумать о том, что сказала Вельвет Руби — куда больше его волновало то, что фавн сказала ему.
— Я знаю, что это опасно, — все с той же непринужденной легкостью продолжила Роуз.
Она не отрывала взгляда от горелки, что отделяла ее от Жона — серебряные глаза тускло мерцали в такт неровному пламени, а огненные отблески в глубине зрачков напомнили Арку о том белоснежном сиянии, что он видел в них не так давно. Он до сих пор не мог подобрать определения тому, что видел, но был уверен в одном: чем бы это ни было, оно было больше, чем просто свет.
— Я знаю, что за ней отправились дядя Кроу и папа. Я знаю, что они и сильнее, и опытнее. Я верю в то, что они ее отыщут.
— Тогда почему? — спросил Жон, вклинившись в короткую паузу между размеренным речитативом коротких отрывистых предложений.
Руби ответила на вопрос сразу же, без тени сомнений, даже не пытаясь подобрать слова: так, будто репетировала этот разговор уже очень, очень давно.
— Когда моя мама умерла, — вздохнула Руби. — Папа… тяжело переживал это — это была уже вторая жена, которую он потерял. Он мало ел, пропадал на работе, большую часть времени проводил, запершись в своей комнате или на могиле мамы… Иногда возвращался домой пьяным — до тех пор, пока это не увидел дядя Кроу. Я не знаю, что произошло между ними, он вытащил папу куда-то в лес, и через час привел обратно, всего в грязи и синяках. С тех пор… — она улыбнулась. — Он стал возвращаться, но… никогда уже не был тем старым папой, которого я помнила.