Сейчас, глядя на своего партнера, она могла думать только о том, что самое ужасное в Падении Бикона — в том бою не было победителей, а были одни лишь жертвы. В ту черную ночь проиграли все — Адам и Белый Клык, фавны и люди, она сама и Мор. Мертвые друзья Хонга, разрушенный город, все отделение Белого Клыка в Вейл, переставшее существовать к утру, искалеченная Вайс, израненная Янг, миллионы других трагедий, столь огромных числом, что их просто не получалось упихнуть себе в голову… Весь мир, вся планета потерпела поражение.
"Что же ты натворил, Адам…"
В себя ее привел тихий голос Хонга, уже утративший прежнюю злобу:
— Те, кто умерли, чтобы остановить Адама — они верили в это тупое равенство, и погибли, чтобы его достичь. Именно Скарлет или Курай должны были стоять здесь и говорить с тобой, Охотница, но они мертвы, а тот, кто всю жизнь плевал на всю эту хрень — выжил, — Хонг устало покачал головой. Горечь в его словах была почти осязаема, имела цвет и фактуру, темную и густую, шершавую, как наждачка. — Я не умею воскрешать мертвых. Я не умею путешествовать во времени, да и на искупление мне плевать. Я просто парень, который выполняет приказы. Последний, который я получил — охранять Блейк и доставить ее в Менаджери. Я мог просто привести ее к воротам, развернуться и уйти куда глаза глядят, оставив вас разбираться с этим дерьмом — уж я-то не пропаду, на Темных Землях всегда нужны ребята, которые знают, какой стороной ствола тыкать в Гримм.
Блейк не видела его лица, но в следующий словах отчетливо расслышала улыбку — ту самую, неловкую из-за непривычной мягкости, которую она видела всего пару раз… и не забудет уже никогда.
— Но я остался, потому что Блейк пообещала мне, что сделает все, чтобы воплотить в жизнь то, во что верили мои друзья. И теперь я парень, который выполняет ЕЕ приказы — и так будет до тех пор, пока она держит свою сторону нашего договора. Если она остается здесь — я остаюсь тоже. Если вы верите ей, вы верите и мне… потому что теперь это одно и тоже.
Секунду Азалия пристально вглядывалась в его лицо, а потом, будто отыскав что-то, ведомое только ей, кивнула и опустила пистолет. Когда она посмотрела поверх плеча Хонга на Блейк, та лишь беспомощно улыбнулась, пытаясь не показывать, как смущена и растеряна той уверенностью, что звучала в словах ее партнера. Долго под этим испытующим взглядом она не выдержала и отвела взгляд. Блейк попыталась взять себя в руки, но очень быстро поняла, что ничего не сможет поделать с этим теплом, сдавившим грудь и разукрасившим бледные щеки. Единственное, что ей оставалось — в тысячный раз повторить обещание не повторять старых ошибок, не оставлять тех, кем дорожит и никогда… никогда! больше не убегать.
Азалия вздохнула.
— О, Гиру будет ждать такой сюрприз… я оставлю тебя в живых, лисичка, только чтобы посмотреть на его лицо, когда до нашего славного лидера дойдет.
Запаниковав, Блейк ответила быстрее, чем успела подумать о том, что говорит:
— Ты все не так поняла!
— Не так поняла что? — дернула уголками губ Охотница в невеселой ухмылке, но Блейк была слишком выведена из равновесия, чтобы обрадоваться смене настроения наставницы. — Я ничего не сказала.
— Мы не… — начала было Блейк и тут с ужасом заметила, что Хонг начинает оборачиваться. Не придумав ничего лучше, она шагнула вперед и, положив ладони ему на щеки, силой удержала голову на месте.
— Мы не что? — переспросил Хонг. — Что вообще происходит?
— Она покраснела, — снисходительно объяснила Азалия.
— Неправда! — прошипела Блейк.
— …О, Прах, ты и правда покраснела, принцесса! — развеселился Хонг. — Вон в том отполированном чайнике все видно!
Блейк бросила взгляд в направлении, указанным лисом… и застонала в голос — зеркальная серебристая поверхность отражала все даже слишком хорошо.
— Ты опять сделал это Хонг, — простонала она. — Опять превратил серьезный разговор в гребанный фарс!
— Язык, Блейк! — продолжал ржать уже почти в голос лис. — Принцессы не должны знать такие слова! Мне завести для тебя банку-матюгальник?
Блейк уже была готова вдарить ему посильнее (это чудовище и святого доведет до рукоприкладства!), но застыла, мгновенно позабыв и о Хонге, и о тете, потому что очень далеко, на самой границе ее расширенного слуха, различила торопливые шаги своей матери, расслышала ее нетерпеливый требовательный голос: "Где она?!"