— Это скакалка, — смутился Роджерс, надеясь, что настоящего Барнса комментарий о рисунке не задел.
— Может, сделаешь так, чтобы он её в одной руке держал? — предложил Клинт. — А то кажется, будто он взял в руку конец и размахивает. А так — поскакал и повесил.
— Ладно, переделаю. Приятно потанцевать.
— И вам, — кинул Клинт, заходя внутрь.
— Видишь, о чем я говорю, — расширил глаза Стив. — Раньше, даже если бы я действительно нарисовал плетку, все бы видели скакалку. Не то чтобы это плохо. Но просто…
— Некомфортно лично для тебя, — закончил Баки.
— Да! Именно так, — воскликнул Стив, обрадовавшись, что друг его понял.
— Я тебя понимаю. Не могу сказать, что у меня это от рождения, но с определённого момента — ты понимаешь — я не могу относиться к этому легко. Для меня любые отношения — это что-то, через что нужно пройти. И порой очень тяжело. Иногда я завидую тем, у кого с этим нет проблем.
К клубу подошёл Брюс.
— Вечер добрый. Стив, я отвёл Вайнону в медпункт, врач сказал, ничего серьезного.
Беннер заинтересованно заглянул в альбом.
— Красиво. И очень похоже.
Он поднял глаза на Баки и сказал:
— Я только не могу понять, что это у него в руках.
— Это скакалка, — ответил за художника Барнс.
— Ясно… Прости, Стив, но мне сначала пришла в голову другая мысль, не совсем приличная. Ты пририсуй ручки. У скакалки обычно есть ручки, чтоб держать было удобнее.
— Ладно Брюс, пририсую. Спасибо.
Брюс ушёл. Баки проводил его взглядом, пока Стив достал ластик и принялся вносить жалобы и предложения в свою работу.
— Я бы не стал трогать, — сказал Баки. — По-моему, нормальная скакалка.
— Сказал, когда я уже стёр, — улыбнулся Роджерс.
Он все-таки изменил скакалку, снова заложил карандаш за ухо и посмотрел на Баки.
— Может, уже пойдём внутрь?
— Ты иди, я не хочу, — сказал Барнс. — Постою тут, чтобы меньше мучиться.
— Что, прямо мучаешься?
Баки покачал головой.
Из клуба вышел Старк и посмотрел на Барнса.
— Не хочу тебя расстраивать, но следующий — медляк. Привет, Роджерс.
Тони заглянул в альбом.
— Воплощаешь в жизнь свои извращенные фантазии?
— Это скакалка! — одновременно ответили Стив и Баки.
— Да? А че она тогда в одной руке и с ручкой?.. Что смешного?
Тони поглядел на ржущих вожатых, ничего не понял и ушёл.
— Слушай, Баки, — сказал, отсмеявшись, Роджерс. — Может, я с тобой потанцую?
Это было сказано мимолетом, как бы в поддержку разговора, но Барнс сразу стал серьёзным.
— Зачем?
— Ну как… Тебе некого приглашать, а я, как друг, могу тебе помочь. Моё-то имя ты знаешь.
Баки задумался.
— А никто не подумает, что ты помогаешь мне не как друг?
— А как кто?
Барнс посмотрел на него взглядом, в котором ясно читалось: сам-то догадайся. Роджерс понял и отвёл глаза.
— Да никто не подумает. Всё знают, что у тебя задание.
— Точно?
— Точно, — успокоил его Стив.
— Тогда… Ладно, давай.
— Пойдём?
— Пойдём.
Они неловко двинулись ко входу, оставив альбом снаружи.
Пару секунд спустя Наташа объявила медленный танец.
— Это… Разрешите вас пригласить, — сказал Баки громко, чтоб было слышно сквозь музыку.
— Ты как на балу, — засмеялся Стив. — Разрешаю.
Они встали в углу зала и оба положили руки друг другу на талию.
— Так, по-моему, одному надо на плечи, — сказал Стив.
— Что?
Роджерс наклонился и сказал ему на ухо:
— Я положу руки тебе на плечи, ты не против?
— Ладно, — сказал Баки.
— Что?
Барнс наклонился поближе к его уху и повторил. Стив кивнул. Он изо всех сил старался, чтобы Баки чувствовал себя комфортно. После вчерашней истории ему не хотелось, чтобы Барнс вообще когда-либо чувствовал себя плохо в отношениях.
Может быть, поэтому они стояли довольно далеко друг от друга, как дети, которые в первый раз решили потанцевать. Стив оглядел другие пары. У сцены он заметил Наташу с Клинтом. Романова положила подбородок Бартону на плечо и закрыла глаза.
— Смотри, — сказал Роджерс, кивая в их сторону. Баки проследил за взглядом.
— Так и думал.
— Что они будут танцевать?
— Да.
Стив помолчал, а потом спросил:
— Хочешь, встанем поближе, как они?
— Давай.
Баки сделал шаг в сторону сцены, но Стив его остановил.
— Не к сцене поближе. Друг к другу.
— Оу.
Баки неловко вернулся на место и сделал маленький шажок к Стиву. Это почти ничего не изменило, но Роджерс и слова не сказал.
*
Когда танец закончился, они вышли на улицу.
— Пойдёшь домой? — спросил Стив.
Баки кивнул.
— Может, останешься? Мы так хорошо говорили.
— Я думал, ты хочешь танцевать, — признался Баки.
Роджерс пожал плечами.
— Могу и не танцевать. Меня, если честно, Наташа сюда затащила.
— Это она может, — улыбнулся Баки. — Так на чем мы закончили?
Комментарий к О, не знай сих страшных снов…
Если вы чувствуете дежавю, читая сон Питера, то да, это так и задумывалось)
Спойлер: будет третий сон, и он мой любимый
*обсыпает всех радужным конфетти и убегает*
========== День нервов и поставщиков картона ==========
Любовь нежна? Она груба и зла
И колется, и жжётся, как терновник.
©Ромео и Джульетта
— Значит, ты влюблён в Тони Старка.
Фраза резала уши, потому что одно дело, когда ты думаешь об этом факте сам, и совсем другое, когда говорят люди.
— Да, — вздохнул Питер.
Они сидели в комнате одни. Соседки Шури ушли за цветной бумагой, оставив их вдвоём, так что девочка наконец получила возможность высказать свою догадку.
— Обалдеть. То есть Тоня — это…
— Тони, — кивнул Паркер.
— Остроумно.
— Да ладно, у меня было всего несколько секунд, чтобы придумать ответ!
За окном послышались шаги, и подростки замолчали. Когда снова стало тихо, Шури уточнила:
— Ты хочешь признаться ему.
— Да, — подтвердил Питер.
— Сегодня?
— Да.
— Прямо в день Святого Валентина?
— Отправлю ему валентинку и все напишу. Ну, и другим вожатым отправлю. По-моему, самый подходящий день.
— А по-моему, ты идиот.
Питер изменился в лице, и Шури поправилась:
— Прости, прости. Не идиот. Но я имею в виду… Признаться на куске картона — это как… Ну, как расстаться по смс. Такие вещи обычно говорят лично.
— Думаешь?
Питер смущенно опустил глаза.
— Нет, ты представь, — заговорила Шури, — Отправляешь ты ему валентинку. Весь день над ней работал, старался, потом ждал, пока все отойдут от клуба, чтобы скинуть её в ящик, потом до вечера ходил сам не свой. А на ужине ничего не происходит. Ну вот вообще ничего. Всё едят, болтают. И что делать? Может, не дошло? А может, он не понял, от кого это? Может, не разделяет чувств, и поэтому делает вид, что все нормально?
— Я понял, — вздохнул Питер. — Надо признаваться лично.
— А лучше вообще не признаваться, но тебя ведь так просто не остановишь.
— Почему? — расширил глаза Питер. — Я имею в виду, почему не признаваться?
— Ну…
Шури встала, взяла с комода заготовки своих валентинок и вернулась на место с чёрной ручкой в руках.
— Так почему? — повторил Питер.
— Да забей. Так, мысли всякие.
— Ты уже начала говорить.
Шури посмотрела на него и вздохнула.
— Ты веришь, что у него тоже могут быть чувства к тебе?
— Не знаю.
— А я не верю. Не обижайся, Питер, но он взрослый человек. Он воспринимает тебя как… Младшего брата, может быть.
Шури замолчала и секунду спустя начала подписывать валентинки.
— Ты так резко различаешь подростков и студентов, — сказал Питер. — У нас разница в возрасте — всего пара лет.
— Да, но они много решают. Может, если бы вы оба были вожатыми, такого бы не было. Но он уже относится к тебе как к подопечному.
— Неправда.
— Думай как хочешь.
Это «думай как хочешь» прозвучало с той же интонацией, с которой мамы обычно говорят «делай, что хочешь». Желание продолжить разговор оно только усилило. Поэтому Питер привёл весомый, на его взгляд, аргумент: