Они оба, как организаторы, не сходили с экранов телевизора, дома самых известных людей области, включая и губернатора, были открыты для них в любое время дня и ночи. Наташку срочно надо было раскручивать дальше.
Но тут случилось то, что случилось. Сын Сучка, Олежка Сморчок, пообщавшийся два раза с красавицей Наташкой, влюбился в нее. Вроде бы обычная история. Необычно в ней было то, что Наташка-красавица решила поиграть с миловидным юношей и довела его до умопомрачения, до нервного срыва. Олежка Сморчок попал в компанию к Наполеонам и Цезарям.
— А Корявый Сучок, знаешь, что болтал по городу, когда его спрашивали, где сейчас его чадо? — спросил Данила.
— Что?
— Что он у него в Париже, в Сорбонне учится. А этот молодой, что про пятнадцатиметрового змея брехал, и есть Олежка Сморчок, сынок Сучка. Хорошо я ему врезал. Жених!
— А что дальше-то было? — не терпелось мне узнать эту историю до конца. Данила пожал плечами.
— Про это лучше у нашей подружки Насти спроси, она в таких делах лучше разбирается и все про всех знает. А мне эти Сучки до одного места.
Ни с чем мы возвращались из богом забытой деревеньки. Не было там живого Кешки, но не было и рожек, и ножек. Зато нам приоткрылась маленькая тайна семейки Сучков. Бывший ректор и профессор, сменив больничную палату на домик-развалюху в богом забытой деревеньке, открыл в ней филиал Сорбонны для Олежки Сморчка.
Глава IX
Водяной Монтря
А городишко накрыл густой туман самых невероятных слухов. Как куры на насесте, на скамейках перед домами бабки напрягали фантазию. И чем древнее была старуха, тем фантастичнее выглядело неведомое чудище, появившееся на озере. Тон задавала полубезумная Левониха. На посторонние темы рассуждала она вообще-то здраво, но, когда разговор касался заброшенной мельницы, у нее начинала сползать крыша. Сегодня старуха была особенно возбуждена. Вялотекущая болезнь пробилась свежими всходами. По ее словам, глубокий омут и падь под полуразрушенной мельничной плотиной метрах в двухстах выше места впадения речки Вахчелки в озеро, были местом обитания удивительного существа, водяного Монтри.
— Монтря снова появился, — радостно объявила она своей подружке, бабке Меланье.
— Хто, хто?
— Водяной, Монтря, говорю, глухая тетеря! Давно не слыхать его было, уж лет шестьдесят с лишком. Как мельника раскулачили, так он и затих. А помнишь, за ноги нас еще хватал, когда мы на пруд к мельнице ходили купаться.
Бабка Меланья, склонив голову набок, тоже стала копаться в черепках давно прожитой жизни. Вот в ее памяти ожили образы далекой молодости.
— Сына мельника, Фролку, помню, здоровой детина был, а Монтрю твоего не помню.
— Ну, как же не помнишь, за ноги нас еще хватал! — чуть не плача, стенала Левониха.
— Так он только тебя одну и хватал. Вот кабы он меня на людях в кусты уволок, тогда, может, и запомнила бы. Нет, не помню твоего Монтрю! А какой он из себя был?
Левониха стала рассказывать:
— Пальцы на ногах длинные, с перепонками. На голове два рога. Глаза горят. Сам зеленый. Поднырнет, схватит за ногу, ущипнет и спрячется за кривой ветлой, что над водой нависала. И глядит оттудова. Мне тогда двенадцать лет было, когда я его образину в первый раз увидала.
— Это когда ты тронулась?
— Куда тронулась?
— Куда, куда?.. Туда! Твой водяной Монтря больно был на Фролку похож, молодого мельника. У него кваланг из Германии был привезен. Он, дурак молодой, бороду зеленую из пакли нацепит и пугает вас сопливых, особливо тебя.
Левониха смерила бабку Меланью недоверчивым взглядом.
— А чего ж ты раньше об этом не сказала?
— Как скажешь! Ревновала я его к тебе.
Однако бабку Левониху трудно было в чем-либо убедить. Она стояла на своем:
— Нет, милая, меня мой Монтря за ноги хватал, а не твой паскудник Фролка. Глаза у твоего Фролки, как у кота, были желтые, хитрые и наглые, а мой Монтря смотрел на меня зелеными, ласковыми глазами. Говорю тебе, он, мой Монтря, появился на озере, — уверенно заявила Левониха, — больше некому.
Этот разговор двух древних, как Египет, старух совершенно случайно я услышал, дожидаясь вечером Данилу. А пока мы приближались к тому месту, где среди высокой травы угадывались развалины бывшей мельницы. Из ямы, под одной из стен, летели вверх комья земли.