Она была бесстыдна и свободна.
Если что-то и было фазой, так это Луиза. И она быстро угасала, уступая место Лу.
Лу — Зевса.
Девушка, которая узнала в Зевсе Гарро родственную душу с другой стороны церковной парковки и побежала к нему, когда вокруг летали пули.
Я не могла заполучить его. Я знала это и чувствовала это, как эхо пули в моей груди.
Но я могла быть женщиной, которую он создал, женщиной, которой он дал уверенность в себе.
Поэтому мне нравился Риис. Мне нравилось целовать его, потому что это было весело, и мне нравилось разговаривать с ним, потому что ему было что сказать, в отличие от большинства друзей которые были у меня всю жизнь. Но я не любила его, и никогда не полюблю.
— Посмотрите, как она влюбилась в парня, — гоготнул Рино, прихлебывая пиво, — Он счастливчик, я говорю это прямо сейчас.
— Черт, но если бы я был на десять лет моложе, — со вздохом сказал Харлоу.
Тинсли хихикнула.
— Скорее на сорок.
Рино тоже засмеялся, но я потянулась, чтобы похлопать Харлоу по руке и подмигнуть ему.
— Десять больше подходит, Харлоу. Мне нравятся мужчины постарше.
Помятое лицо старика еще больше порозовело от тепла.
— Ты хорошая девочка, Лулу. Слишком хорошая для таких, как Зевс Гарро.
Я замерла.
— Что? — прошептала я, мои губы едва шевелились, потому что по какой-то причине я боялась пошевелиться.
— Зевс Гарро, президент Мото-Клуба Падшие и более злобного ублюдка в мире никогда не было, — объяснил Харлоу.
— Я знаю, кто он такой. Почему ты заговорил о нем?
Он нахмурился, его глаза метнулись к Рино и Тинсли, которые оба смотрели на меня с озабоченным недоумением.
— Детка, — сказала Тинсли, отступая назад, чтобы открыть мне в поле зрения человека, который весь вечер сидел в кабинке и наблюдал за мной. — Зевс Гарро — это человек, который только что купил «Лотос» у Дебры.
Мои глаза горели от необходимости посмотреть на него, слезы наворачивались от напряжения.
— Тинсли, не издевайся надо мной, — прошептала я.
— Дорогая, я не буду. Послушай, — мягко убеждала она, без сомнения задаваясь вопросом, не была ли я сумасшедшая.
Мне было все равно.
В тот момент меня не волновало ничего в мире, кроме того что Зевс Гарро находился в моем пространстве.
Знал ли он, что я там?
Да, конечно, знал. Он наблюдал за мной всю ночь.
Какого черта он здесь делал?
Мышца под моим левым глазом напряглась.
Я должна была посмотреть.
Сердце стучало в ушах как гром, и острые мурашки тревоги и возбуждения пробежали по моей коже, как пальцы молнии, когда я повернула голову, чтобы посмотреть на стенд, на мужчину, в которого я была влюблена, казалось, целую вечность.
И тут я увидела его.
Великолепного, более великолепного, чем когда-либо прежде. Его огромное тело занимало всю заднюю часть красной бархатной кабинки, а его беспорядочные вьющиеся каштановые волос переливались на свету, как будто они были покрыты золотом. Он выглядел мощно и мрачно. Бог в своем логове беззакония.
И его глаза были устремлены на меня. Даже находясь в другом конце комнаты, я могла видеть блеск серебра, чувствовала интенсивность его намерений.
Его глаза были на мне, но его руки были вокруг Джейд, крепко сцеплены вокруг ее обнаженного тела, когда она прижималась к его ноге и вылизывала длинную линию по его шее до бородатого подбородка.
Затем, как он делал, когда я была маленькой девочкой, он подмигнул мне и повернул голову настолько, чтобы захватить ищущие губы Джейд своими. И все это время его глаза не отрывались от моих.
Мое сердце заколотилось, и не в первый раз в жизни я почувствовала, что умираю.
Глава двенадцатая
Зевс
Мне очень нравились мои девушки.
Мне нравились худые, пухлые, с толстыми мышцами или мягкие с изгибами.
Любил блондинок, брюнеток или рыжих, что-нибудь среднее, но немного больше любил светлых. Они напомнили мне плакаты с байкерскими красотками, на которые я впервые дрочил в детстве. Тем не менее, любая женщина с некоторой сообразительностью, независимо от ее внешности или стиля, подошла бы.
Единственное, что мне не нравилось, так это молодые.
Видел достаточно старых байкеров, которые втыкали свой фитиль в свежий мед, и это ни к чему хорошему не привело. Плюс, у меня была дочь-подросток, которой не нужно было знать о том, что я трахаюсь с девушкой, которая ближе к ее возрасту, чем мой.
Затем появилась Луиза Лафайетт.
Дочь мэра.
Того же возраста, что и мой младший гребаный ребенок.
И, черт возьми, дело было в том, что я никогда никого не хотел так сильно, как хотел ее.
Что объясняло, почему я сидел в «Лотосе», дерьмовом баре на окраине Энтранса, куда большинство моих братьев и я не побеспокоились пойти, потому что танцоры были приличными, но на декоре было больше пятен, чем устраивало даже байкеров, и это о чем-то говорило.
Я был там из-за девушки, которую я знал большую часть ее жизни, которая каким-то образом превратилась в женщину, и притом чертовски красивую. Я наблюдал за ней всю ночь, сначала задаваясь вопросом, знала ли она, что это я сижу в задней кабинке, потому что она мастерски избегала моего взгляда, и в последний раз, когда я видел ее, я довольно сильно избил ее. Хотел донести свою точку зрения, наставить ее на путь истинный, только, оглядываясь назад, я был слишком резок. Несмотря на мою репутацию, я не был суровым парнем, по крайней мере, не со своей семьей и определенно не со своими детьми, и все же я был чертовски жесток с Лу той ночью.
Я размышлял над этим несколько недель, задаваясь вопросом, почему и когда я пришел к ответу, я молил Бога, чтобы я не пытался разобраться в этом. Ответ был чертовски прост. Я был зол и удивлен тем, что маленькая девочка, которой я писал годами — слишком много лет — больше не была ребенком.
Даже пьяная до чертиков и вонючая, как дерьмо, Луиза Лафайетт захватила мое гребаное дыхание.
Возможно, все дело в этих светлых волосах, которые растрепались в сексуальном беспорядке вокруг этого лица в форме сердца. Я хотел погрузить в него свои руки, сжать их в кулак и приблизить этот феноменальный, обожженный пчелами рот к своему. Размышления о том, какая она на вкус, сводили меня с ума в течение нескольких месяцев. В моих самых грязных фантазиях она была на вкус как вишневые леденцы, которые она любила в детстве.
Я был болен. Болен вожделением к девушке на девятнадцать лет моложе меня и морально болен из-за этого.
Так что, если я и был слишком строг с ней, то только для того, чтобы отвлечься от того, как ее чертовски неистовые изгибы прижимались к моему телу, когда я заключал ее в объятия. Это было из-за ярости, которую я испытывал из-за того, что какой-то тупой ублюдок прикасался к ней, пока она была не в себе от выпивки. Это было потому, что я заставил себя держаться подальше, чтобы она могла жить хорошей жизнью, такой жизнью, какой должна жить девушка с такой прекрасной душой, как у нее. И я видел, как она его выбрасывала.
Проблема была в том, что каким бы суровым я ни был, Лу, казалось, было наплевать.
Я снова начал наблюдать за ней. Не жутко, вы меня понимаете, а просто случайный взгляд. Попросите одного из моих братьев проехаться мимо ее дома, попросите моего сына Кинга присмотреть за ней в школе, где она, казалось, преуспевала — неудивительно, она всегда была умной девочкой — и прислушивайтесь к болтовне моего старшего брата на случай, если я поймаю намек на имя Лу.