В дальнем конце прямоугольной комнаты стояли два бильярдных стола, покрытых черным войлоком, между ними музыкальный автомат, который даже сейчас играл хард-рок (Цеппелин), и пара высоких столов с табуретками. На одной стене был установлен огромный антикварный Харлей, на другой — массивный телевизор, перед которым стояла пара длинных низких черных кожаных диванов. Пространство для отдыха и барная зона, в которой я сидел, были частично разделены черной сетчатой стеной, которая придавала всему заведению жуткую прохладу и была бы моей любимой особенностью, если бы не тот факт, что массивный квадратный бар, за которым я сидел, был полностью покрыт граффити, самым большим из которых был огромный изображение логотипа Fallen, черепа с огненными, изодранными крыльями и их девиза: Живи свободно, умри крепко.
— Вау, — выдохнула я.
— Блять, что-то еще, не так ли? — высокий, тощий парень, покрытый татуировками, появился рядом со мной, скользнув на табурет с широкой улыбкой.
Он не был плохим парнем, несмотря на то, что был слегка пугающим, но было что-то в его улыбке, что задело меня за живое, как будто он ожидал, что мои трусики растают при виде этого.
Я скрестила ноги, внезапно остро осознав крошечную длину своих рабочих шорт.
— Да, это классное место. Чище, чем я думала, для группы байкеров, — призналась я.
Он рассмеялся.
— Есть сучки, которые поддерживают здесь чистоту.
Я старалась не морщиться от терминологии или мысли об одной из тех женщин с Зевсом. — Похоже, только женщины могли знать, как содержать место в такой чистоте.
Еще один смешок.
— Должен заметить это после одного из наших шиндигов. Гребаный беспорядок.
Я сморщила нос при этой мысли, что заставило его улыбнуться еще шире.
— Ты настоящее наслаждение, ты знаешь это? — спросил он меня, наклоняясь вперед, чтобы положить руки на бедра, что придвинуло его намного ближе ко мне, его лицо оказалось на одном уровне с моей грудью в моем укороченном топе с глубоким вырезом.
Я слегка откинулась назад, но подмигнула ему, чтобы смягчить упрек.
— Мне уже говорили.
— Попробуй, думаю, это будет так же сладко, — продолжил он, сверкая глазами. Настала моя очередь смеяться, прикрывая рот рукой.
— Ты разыгрываешь меня этим, верно?
Его ухмылка не выражала раскаяния, когда он выпрямился, пожав плечами.
— Нельзя винить мужчину за то, что он пытается сейчас, не так ли?
— Она, может, и нет, но я, блять, вполне могу. Отвали, Скелл. Лу слишком умна, чтобы поддаться на твои дурацкие реплики, — проворчал Зевс, возвращаясь в комнату, за ним следовали тощий рыжий паренек, едва старше меня, и мужчина с повязкой на глазу.
Парень по имени Скелл поднял руки вверх, сдаваясь.
— Девушка выглядит как гребаная кукла Барби, президент. Должен сказать, я бы смирился с избиением, если бы это означало, что я мог бы провести хотя бы одну минуту, уткнувшись лицом ей в юбку.
Я не знала, быть мне странно польщенной или всерьез оскорбленной, но Зевс взял дело в свои руки, зацепив ногой стул Скелла и дернув так, что байкер кувырком полетел на землю.
Остальные мужчины разразились смехом, и даже Скелл добродушно усмехнулся, потирая затылок и поднимаясь на ноги.
— Если бы ты не был шести футов пяти дюймов, мать твою, и «крепче» бетонной стены, я бы подрался с тобой за это.
Даже я рассмеялась, когда Скелл подпрыгнул на цыпочках, подняв руки в притворной боевой позе.
— Дыши на себя справа, и ты упадешь, брат, — сказал Зевс, его губы изогнулись влево в легкой усмешке. Скрестив руки на широкой груди, закинув одну ногу в ботинке на другую и прислонившись худыми бедрами к барной стойке, он был воплощением крутого парня-байкера.
Я не сомневалась, что он мог подуть на кого-нибудь в самый раз и опрокинуть его.
Я также не сомневалась, что он может подуть на меня, и я упаду, но, вероятно, по другим причинам.
— Итак, братья, это Лулу, — представил Зевс, кивнув подбородком. — Она будет рядом, потому что она, черт возьми, не оставит меня в покое.
Я ангельски просияла, глядя в его хмурое лицо, когда он продолжил:
— Лу, у меня есть Циклоп, Скелет и Шторы, по-другому известные как Цик, Скелл и Штор.
— Почему Шторы? — осторожно спросила я, потому что два других байкерских прозвища имели смысл, но я не могла представить тощего, обкуренного рыжего байкера, шьющего занавески.
Его бледная кожа стала такой же красной, как и волосы, когда остальные расхохотались, но он продолжал раздавать холодное пиво, которое прихватил из холодильника бара.
Зевс хлопнул его по спине, раскачивая его хрупкое тело в такт движению.
— Думаю, ты бы уже привык отвечать на этот вопрос.
— Это, э-э, потому что занавески подходят к портьерам, — сказал мне бедный ребенок. Я моргнула, глядя на него, прежде чем разразиться смехом.
— Это слишком смешно! — Когда я перестала смеяться достаточно долго, чтобы увидеть, как он хмуро смотрит на меня, я засмеялась еще громче. — Ты должен быть благодарен, что никому не пришло в голову назвать тебя «Огненной промежностью». По крайней мере, шторы — это довольно тонко.
— Огненная промежность, — Скелл фыркнул пивом через нос и разлил его по всей стойке. Он тут же схватила тряпку, чтобы вытереть его. — Черт, мы что-то упустили, ребята.
— У меня есть прозвище? — спросила я, наклоняясь вперед, чтобы похлопать ресницами перед Скеллом, который перестал смеяться и тупо уставился на меня.
— Э-э, если хочешь, я могу придумать, как тебя называть, сладкая, — наконец ответил он с широкой улыбкой.
— Разве у вас, ублюдки, нет дел поважнее, например, о, я не знаю, найти тех подонков, которые так чертовски напугали Лу? — спросил Зевс обманчиво спокойно.
Мужчины сразу же вытянулись по стойке смирно, как солдаты. Я снова повернулась к Зевсу, наблюдая, как он берет неоткрытую бутылку канадского виски и зубами вытаскивает пробку. Это было удивительно сексуально наблюдать, как он вот так обращается с бутылкой. Я хотела, чтобы его зубы были на моем теле, его большие руки сжимали мою плоть, прежде чем эти крепкие белые зубы впились в нее.
Он заметил выражение моего лица и нахмурился, заметив мой румянец.
— Я собираюсь заключить с тобой сделку, Лу, — начал Зевс, его голос и лицо были суровыми, как у родителя, отчитывающего ребенка. Мне было все равно, потому что он ни разу не назвал меня Лу с тех пор, как я снова его увидела, и звучание этих слогов в его устах было лучше, чем песня.
— Хорошо, — согласилась я, очевидно, слишком нетерпеливо, потому что его лицо потемнело от неодобрения.
Я заерзала на стуле, потому что он был невероятно сексуален в режиме строгого папаши. Я решила почаще капризничать.
— Есть правила. Ты знаешь, я не хотел для тебя такой жизни, но ты, кажется, одержима ею, поэтому я думаю, что единственный способ помочь тебе пройти через это — показать тебе себя.
— ППоказать мне? — я вздохнул.
— Покажу тебе, как жить на дикой стороне. Ты хочешь пить, веселиться и бунтовать? Я — безопасное место, чтобы научиться этому дерьму.
— Определенно, — снова согласилась я, на этот раз тщательно пытаясь скрыть свой энтузиазм.
Это не сработало.
Его хмурый взгляд стал глубже.
— Прежде чем ты, блять, слишком возбудишься, будут правила.
Я повторила его хмурый взгляд.
— Я думала, байкеры не следуют правилам?
— Такая юная и наивная, маленькая девочка. — Он наклонился вперед, его растрепанные волосы обрамляли суровое лицо. — Видишь ли, без правил человек бесцелен. Ты должна во что-то верить, придерживаться какого-то кодекса, иначе твоя душа может блуждать по каким-то гребаным темным тропам. У нас есть правила: братство, байки и сучки, с которыми ты обращаешься как с гребаными королевами, потому что они дают тебе такую сладость, которую грубый мужчина больше нигде не найдет. И ты знаешь, кто соблюдает эти правила, Лу? Я.