Красивое лицо Рииса исказилось, когда он потянул за мой хвостик, завязанный лентой.
— Это всегда было там, детка. Просто нужно было немного подтолкнуть.
— Мне так жаль, — прошептала я, преодолевая комок в горле.
Он кивнул.
— Не больше, чем мне. Слушай, если тебе что-нибудь понадобится, я здесь, и я даже не попрошу поцелуй в качестве платы, хорошо?
Боже, он был великолепен.
Я на мгновение задумалась, был ли у него хоть один шанс со мной, даже если бы Зевс не втянул меня в свою жизнь и не посадил там навсегда. Я посмотрела на толпу людей, выходящих из зала, и тут же уловила сзади темные волосы Зевса, на голову и плечи выше окружающих его людей. В толпе был перерыв, и я увидела злобный череп и огненные крылья на его кожаной куртке и поняла без малейших сомнений, что я никогда не была предназначена для чего-то или кого-то другого.
Риис прочитал решимость на моем лице, сжал мою руку и горестно покачал головой, прежде чем уйти, чтобы присоединиться к своим празднующим товарищам по команде.
Я чувствовала себя как дерьмо, но и странное облегчение. Это был один пункт, вычеркнутый из списка препятствий, грозящих уничтожить меня и моего мужчину.
Говоря о препятствиях, мои родители нашли время, чтобы найти меня после игры и проводить до машины. Филлипа обняла меня за талию, наклонив голову, она хихикала над сплетнями, которые узнала в тот день. Дело было не в том, что она хотела поделиться этим со мной, а в том, что так она выглядела моложе, наши светлые головы были вместе, как у сестер, а не как у матери и дочери. Люди оглядывались, когда мы проходили мимо, и хвалили мою мать за то, что она именно такая, мать, и притом хорошая.
От иронии у меня болели зубы.
Бенджамин держал Би под руку, но они оба выглядели неловко, особенно когда местный репортер остановился, чтобы сфотографировать их и задать несколько вопросов. Папа не знал, как втянуть Би в разговор, потому что совсем ее не знал, а Би не знала, что делать, потому что у нее редко была возможность блеснуть в одиночестве.
Это наводило тоску, но я все еще испытывала оргазм, когда мы остановились на обочине парковки и стояли, разговаривая со случайными друзьями семьи, как будто школа была нашим домом, и мы благодарили людей за то, что они пришли к нам в гости.
В некотором смысле, так оно и было.
ЭБА была средней школой моих родителей, бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек. Это было место молодости во Въезде, и теперь мы с Би ходили туда, а с нами, как с жизнеспособной связью, моя семья могла править там же.
Не то чтобы я не понимала привлекательности этой власти, того, что мужчины подходили к моему отцу в поисках поддержки и политических одолжений, что моя мать поднимала и опускала женщин в своем обществе одним движением век или взмахом руки.
Это была пьянящая вещь, такая власть.
Но, как я поняла, быть королевой и королемЭнтранса было пустотой. Мэры сменялись, королевы общества старели, старые семьи уезжали из города, а новые въезжали.
Нет, я хотела власти, но настоящей власти, той, что глубоко укоренена в страхе и почтении, власти и подлинной сообразительности, которая удерживает тебя на вершине жадной кучи тел, которые пытались и потерпели неудачу вокруг тебя.
Власть Зевса.
Та, что строилась на крови, поту, угрозах и слезах в подтверждение образа жизни, основанного на свободе самовыражения, братстве и неповиновении мужчине только потому, что он, мать его, мужчина.
Это была настоящая власть, ради которой стоило пожертвовать своими детьми, их здоровьем и мечтами.
Я была готов играть в игру с властью, но только если я буду делать это рядом с Зевсом и играть по его правилам.
Я отвлеклась от своих мятежных мыслей, когда услышала пронзительный крик.
В одну секунду я была на парковке ЭБA, собираясь сесть в свою машину, а в следующую секунду я уже лежала на земле, прижавшись лицом к шершавому асфальту и с ссадинами на руках и коленях от падения.
— Ты шлюха! — закричала девушка, упираясь коленями в мою спину. — Ты отвратительная грязная шлюха.
Ладно, что?
Я попыталась вывернуться из ее объятий, но она была сильна.
— Кто ты, блять, такая? — спросила я, хотя у меня было ужасное подозрение.
Как много девушек, которые на стоянке могут наброситься на кого-то с боковой снастью и назвать его шлюхой, чтобы все слышали?
Девушка байкера, вот кто.
— Харли? — спросила я, с трудом поворачивая голову, чтобы посмотреть на нее.
Прошло не менее получаса после окончания игры, но подобные мероприятия были в Энтрансе таким же социальным событием, как и все остальное, и люди все еще задерживались, смешиваясь. Люди, включая моих родителей, которые застыли в ужасе от представшего перед ними скандального зрелища.
— Это Харли Роуз, сучка, — сказала она, вдавливая мою голову обратно в землю. — И если ты думаешь, что можешь трахнуть моего отца и доставить ему неприятности с копами или что-то в этом роде, то ты чертовски ошибаешься.
— Харли Роуз, — попыталась я снова, когда асфальт натер мне щеку. — Отпусти меня и давай поговорим об этом где-нибудь наедине.
— К черту уединение. Ты хочешь, чтобы весь мир узнал, что ты трахаешь моего отца, чтобы ты и твоя тупая семейка могли напасть на Падших. Какого хрена ты еще исчезаешь под гребаными трибунами, чтобы все видели? — шипела она мне в ухо, к счастью, достаточно низко, чтобы слышала только я.
Я официально устала от этого. Несмотря на рак, я все еще была сильной. Жизнь, проведенная в балетных танцах, дает такую силу, которая скрыта в длинных, худых мышцах. Я использовала ее, чтобы подняться на руки и колени, а затем сбросить с себя Харли Роуз.
Она тут же поднялась на ноги, ее густые каштановые волосы, окрашенные в светло-русый цвет, в безумном беспорядке разметались по ее ухмыляющемуся лицу.
— Я не хочу с тобой драться, будь благоразумна, — сказала я ей, подняв руки вверх в универсальном жесте пацифизма.
Она плюнула на меня.
— Еще раз тронешь его, и я сделаю больше, чем драка с тобой. Ты, наверное, думаешь, что слишком хороша для таких, как мы, но все как раз наоборот.
Я покачала головой и заговорила низким голосом, потому что люди сходились к нам, и я знала, что Харли Роуз ждет только плохой конец.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, и если бы ты дала мне секунду, чтобы объяснить или найти Зи..., — попыталась я.
И потерпела неудачу, потому что в следующую секунду она ударила меня по лицу, одно из ее колец резануло меня по щеке.
— Не смей произносить его гребаное имя, когда пытаешься его обмануть!
Я попятилась назад, быстро моргая, чтобы не видеть хаоса, когда мужчины выскочили из дверей спортзала и заполонили сцену. Я наклонилась, чтобы положить руки на колени и сморгнуть слезы из глаз, когда две руки подняли меня и крутанули в воздухе так, что я оказалась на широкой, твердой спине.
Мут.
Он стоял, расставив ноги в сапогах, глядя вперед на сцену, но держа меня на расстоянии от нее. Офицер Лайнел Дэннер, мои родители и Зевс спорили друг с другом, пока Кинг Кайл Гарро удерживал свою сопротивляющуюся сестру.
— Мут, опусти меня, мне нужно попасть туда, — сказала я ему, пытаясь вывернуться из его хватки.
Его руки были железными кандалами вокруг задней части моих бедер.
— Останься.
Я перестала бороться, потому что это было бесплодно, моя щека болела как ублюдок, и я не хотела больше ничего пропустить.
— Твоя дочь — угроза, Гарро, — утверждал мой отец, его палец был направлен, как неэффективное оружие на Зевса. — Вот что происходит, когда ты воспитываешь девочек в банде.