— Самая красивая, блять, картинка, — сказал я ей, просто чтобы услышать ее стон.
Моей девушке нравилось, когда я говорил непристойности.
Я наклонился, чтобы взять с прикроватного столика смазку, которую купил специально для нее, сорвал зубами колпачок и вылил жидкость с ароматом вишни на свой член и на ее задницу в форме сердца. Я зарычал, скользя своим членом вверх и вниз по этой теплой, влажной складке, покрывая себя и покрывая ее. Запах вишни в моем носу почти вызвал у меня желание кончить прямо там и тогда.
— Прикоснись к своему клитору, пока я пытаюсь ввести туда свой член.
Тут же одна рука исчезла между ее круто изогнутым торсом, чтобы сделать так, как ей, блять, сказали.
— Хорошая девочка, — пророкотал я, крепко держа ее одной рукой за бедро и прижимая свой член к ее самому маленькому входу.
Она стонала и тяжело дышала, когда принимала меня внутрь, извиваясь бедрами и вцепляясь в одеяла.
— О Зевс, о, черт возьми, Боже, — скандировала она, пока я полностью не оказался внутри ее уютного, чертовски горячего канала.
Я откинулся назад, чтобы посмотреть вниз на дорожку своих темных волос, на основание набухшего члена внутри ее круглой золотистой задницы, и подумал, что мог бы умереть счастливым гребаным мужчиной просто так.
— Подвинься, пожалуйста, — умоляла она меня.
Так я и сделал.
Я трахал долго и медленно, крепко сжимая ее задницу, обрабатывая ее, пока она не начала кричать и хныкать, требуя большего. Она трещала по швам, и я держал нитку в своих гребаных зубах.
Мои яйца были тугими и тяжелыми, такими готовыми излить свое семя внутрь, это было чертовски смешно, что я даже мог продолжать двигаться, как раньше. Но я хотел, чтобы Лу кончила с моим членом в ее заднице, я очень этого хотел.
Итак, я наклонился над ней, вставляя два своих толстых пальца в ее влагалище, пока она терла свой клитор, и я трахал ее задницу.
— Кончай для меня, Лу, — сказал я, затем сильно укусил ее в то место, которое мне нравилось у основания ее шеи, и почувствовал, как ее пульс бьется на моем языке в тандеме с ее задницей вокруг моего члена.
Гребаное блаженство.
Я зарычал в ее плоть, изливаясь в нее.
Собрав последние силы, я упал на кровать и перевернул ее на живот. Ее потная кожа скользнула по моей, а затем слила нас воедино.
Она прижалась щекой к моей груди и поиграла со шрамом от пули.
— Так хорошо поработала сегодня, Лу, — похвалил я ее, проводя пальцами по ее позвоночнику так, как кто-то мог бы играть на клавишах пианино.
— Ммм, это было супер весело, — невнятно пробормотала она, настолько измученная своим оргазмом, что даже не открыла глаза.
Гордость бурлила в моей груди, заставляя ее улыбаться, потому что она знала, почему я так любил ее голос.
— Мне так нравятся братья. Не просто Мут, — продолжила она. — А малышки-байкерши такие веселые. Никогда не думала, что Крессида может быть такой крутой.
— Она добивается своего, — согласился я.
— Харли Роуз тоже не так уж плоха, — пробормотала она.
— Нет, она хороший ребенок, — согласился я.
И она была такой. Она переживала трудные времена, но я решил, что это нормально для девочки-подростка бунтовать, как бы хорошо ее ни воспитывали. Она слишком много тусовалась и встречалась с этим ублюдком Крикетом, но у нее были хорошие оценки в школе, несмотря на то, что она плохо училась, и она любила своего брата, свой клуб и своего отца, как ничто другое.
И по этой причине она была хороша сегодня вечером. Не очень, потому что для нее было чертовски странно видеть, как ее отец, который никогда не приводил женщин домой — обычно трахал их в клубе — набрасывается на женщину, и эта женщина того же возраста, что и она сама.
Я понял.
Лу поняла это.
Это было круто.
Харли пыталась, и она пыталась, в основном предоставляя Лу самой себе, но моей маленькой Лулу, казалось, было все равно. Она с головой ушла в дружбу с байкерскими малышками, даже с женщиной Скелла, Вайноной, которая была скучна как смерть, и с сукой женой Бата Трикси.
К концу вечера все полюбили Лу, если еще не любили раньше.
Я был чертовски счастливым человеком.
Это было до тех пор, пока Лу не переместился на моей груди, чтобы спросить:
— Что произошло между тобой и твоим дядей Круксом?
— Откуда это, блять, взялось?
Ее глаза сузились, потому что она знала, что я, блять, не хочу отвечать.
— Я же говорил тебе, что у меня был дядя, который был президентом этого клуба до меня.
— Да… почему он ушел в отставку?
Я провел рукой по бороде и волосам.
— Он этого не сделал. Я убил его.
Она напряглась.
— Что?
— Ты слышала меня. Я убил своего дядю Крукса, и, если быть чертовски честным с тобой, Лу, я не в восторге от того, что ты делаешь поспешные выводы, прежде чем я смогу объясниться. Ты знала, что я убийца.
Она повернулась, чтобы сесть, скрестив ноги, на мой живот, и скрестила руки под грудью. — Я это знала. Я не знала, что ты убил своего собственного дядю.
— Ты ждешь, что я объяснюсь, ты делаешь это чертовски красиво, Лу. Может, я и мужчина в твоей постели, но я все еще президент гребаного Падшего, — прорычал я.
— Ладно, можешь рассказать мне, что случилось с твоим дядей? — нахально спросила она.
Я закрыл глаза рукой и снова вжала голову в подушку.
— Наступает гребаный кайф оргазма.
Она ударила меня в грудь.
Я поднял руку, чтобы взглянуть на нее, затем нахмурился и закинул ее за голову.
— Отлично, ты хочешь знать? Я убил своего дядю Крукса, пустив пулю ему в мозги. Я всадил пулю ему в мозг, потому что какое-то время происходили исчезновения. Братья просто были там один день, а на следующий ушли. На первый взгляд у них было не так много общего, пока мы с Батом не заметили закономерность. Все они возражали или не соглашались с Круксом. Однажды Бат притворился, что набросился на старого болвана, просто чтобы подразнить его. На следующий день он пригласил Бата «поболтать» с ним где-нибудь наедине. Бат заставил его признаться в убийстве братьев, и этот ублюдок ударил его ножом в живот и бросил в кузов одного из наших грузовиков, чтобы отвезти его куда-нибудь в лес истекать кровью и умирать. Он не знал, что я приду с Битом. Не знал, пока мы с Батом не появились в часовне на следующее утро, как будто ничего не случилось. Он попросил о встрече в каком-нибудь общественном месте, его половина клуба против моей. Он выбрал церковь Первого Света. Я бы всадил ему пулю в лоб только за то, что он сделал раньше, но он решил свою судьбу и сделал это быстро, когда всадил пулю в гребаного ребенка, чтобы добраться до меня. Итак, я убил его прямо там, на глазах у гребаных копов, потому что этот ублюдок заслуживал большего, чем тюрьма. Он заслужил ад.
Половина стариков ушла, злая и сбитая с толку, или просто, блять, завязала с жизнью. Остальные проголосовали за меня как за президента, самого молодого в истории”.
— И Эйс Манфорд был одним из тех братьев, которые ушли? — спросила она, потому что она была умной девочкой и собирала кусочки воедино.
Я кивнул, следя за ее глазами в поисках каких-либо признаков того, что ее преданность мне соскользнула и разбилась, как религиозный идол, об пол нашей церкви.
Она моргнула, эти океано-голубые глаза успокоились, и вот она здесь.
Моя девочка.
Она прижала руку к моей щеке, а затем поцеловала меня, нежно, медленно, без языка и чертовски слаще, чем сахарный пирог.
— Ты хороший человек, Зи, — сказала она мне.
Я рассмеялся.
— Я серьезно, ты можешь жить по своему собственному кодексу, но в конце концов ты поступаешь правильно и придерживаешься своих правил и привязанностей, как подобает рыцарю.