Наконец, они окунулись в нее. Крапива даже открыл рот, чтобы наглотаться вволю этого молока второго рождения, лишенного вкуса и запаха.
Начинало понемногу светать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ЕЩЕ ОДИН СВИДЕТЕЛЬ
В одном из помещений Главного управления по борьбе с организованной преступностью имелся специальный гардероб с одеждой на разные случаи жизни. Мало ли в какую среду придется затесаться сотруднику? Здесь можно было подыскать для себя драный ватник, галстук «бабочку», кроссовки «Рибок», малиновый пиджак с накладными плечами.
Старший следователь не относился к числу любителей маскарада. Но его темно-серый рабочий костюм с тусклым галстуком явно не годился для визита в ночной клуб.
Выбирал Вельяминов долго и щепетильно. Такое отношение к одежде осталось с детства — он всегда донашивал вещи старшего брата и с завистью смотрел на сверстников надевавших «новье».
Потом он стал сам достаточно зарабатывать и мог уже покупать одежду в магазине. И тут обнаружил в себе два противоположных чувства. С одной стороны, ему казалось кощунственным тратить большие деньги на шмотки, с другой — он дотошно относился к каждой мелочи: подкладке, пуговицам, качеству швов.
Вот почему Вельяминов пребывал в состоянии постоянного недовольства своими брюками, ботинками, плащом.
Даже сейчас, когда от него не требовалось никаких затрат, он долго перебирал пиджаки на вешалках. Одни выглядели слишком претенциозными, другие, наоборот, — безликими, третьи — с огромными лацканами — давно вышли из моды, Он досадовал на себя за то, что столько времени не может определиться. Наконец, схватил темно-синий костюм свободного покроя с шелковой подкладкой и вместительными внутренними карманами на пиджаке. Вытянул галстук из яркой разноцветной кучи.
По-хорошему полагалось пройтись перед зеркалом, пообвыкнуть. Приноровить к одежде походку, осанку.
Без такой тонкой «доводки» Вельяминов мог сегодня обойтись — он ведь не яркую майку рейвера надевал и не лохмотья бомжа. Да и не собирается он выдавать себя за кого-то другого. Скромное желание не бросаться в глаза праздной публике.
Он набрал 4-42 из фойе ночного клуба.
— — Где вы, у входа? Одну секунду.
Человек с того конца провода появился, конечно, не так скоро, но в пределах минуты. Вельяминов однозначно определил его как бармена, даже не анализируя логики своей догадки. Бывают люди, у которых род занятий отпечатан на лице.
— Со мной, — отмахнулся бармен от дежурного.
Вельяминов попал в странный мир желтого, густого как патока света, кактусов, монотонно-ритмичной музыки. Африканские маски глядели со стен пустыми глазницами. Раскрашенные личины выражали самые разные чувства: ярость, злорадную насмешку, отрешенный от суеты покой, буйное веселье. Некоторые были масками животных. Вельяминов узнал тигриную по черным полосам и клыкам, маску антилопы по рогам и лошадиным ноздрям. А вот птичья голова с хищным клювом.
— У нас строгие правила насчет входа, — сообщил бармен. — Иначе трудно удержать марку. Я тут никого не провожу и не вывожу. Это единственный раз, в виде исключения.
Публики было предостаточно — на первый взгляд «Калахари» не производил впечатление закрытого клуба «для своих». Наметанным глазом Вельяминов отметил в каждом зале одного-двух человек, которые ненавязчиво наблюдали за порядком. Посетители развлекались вполне пристойно и даже деловито.
Вельяминов вспомнил родной город, танцульки в парке, где на десять девиц с сумочками подмышкой приходился один, лыка не вяжущий парень с длинными нечесаными патлами и рубашкой расстегнутой до пупа.
Вместе с другими пацанами будущий старший следователь торчал возле забора, слушал музыку, глазел на драки. Войдя в раж, какая-нибудь из девиц снимала туфли на мощной платформе и лупила соперницу по физиономии…
Здесь была другая эпоха на другой планете. Отрежиссированное веселье по мировым ценам. Все продумано: музыка, свет, интерьер, коктейли и закуски.
И публика тоже одно из звеньев этой отлично смазанной машины удовольствия. Посетители сознают это и ничего не имеют против.
Вельяминов не мог ответить себе — хорошо это или плохо. За последнее десятилетие вместо одной Москвы появилось несколько почти не пересекающихся друг с другом городов в разных измерениях. Здесь, в «Калахари» Вельяминов чувствовал себя чужаком, пришельцем. Ни восторга, ни отвращения. Ни любопытства путешественника. Просто человек заскочил на чужую планету по делу.
Бармен жестом показал место у стойки.
— Смешать вам наш фирменный коктейль? — спросил его напарник.
— У вас есть полусухое вино?
— Больше тридцати наименований.
— На ваш вкус. Только не надо льда.
Перед Вельяминовым поставили высокий бокал на тонкой ножке, его соседу принесли мартини.
— За знакомство.
Обернувшись, следователь увидел тяжелый подбородок и мутные глаза человека, который, похоже, был пьян еще со вчерашнего дня, если не раньше. Впрочем, говорил сосед не просто членораздельно, но даже твердо и веско.
— Я видел ее вечером перед убийством. Здесь. Она пришла с этим дружинником, будь он проклят.
— С дружинником? — переспросил Вельяминов.
«Соображает хоть он что говорит. Похоже, проспиртовался насквозь.»
— Я в полном порядке, — сосед уловил его мысли. — Поменьше глазей на меня, побольше слушай. Я назвал его дружинником, потому что он явился сюда, одетый как придурок — в брезентовой куртке.
Краткий перечень примет в точности совпал с тем, по которым был составлен фоторобот. Теперь Вельяминов знал — этого человека стоит внимательно выслушать.
— Ты видел его раньше?
— Нет, первый раз. Надеюсь не последний.
— Долго они тут сидели?
— Меньше часа.
— Как они себя вели? Ругались, спорили?
— Нет, спокойно болтали. Так болтают с птичкой, когда она уже в руках. Перед тем как оторвать голову.
— Почему ты так решил?
— Все, что касалось ее, я мог унюхать с закрытыми глазами.
— А уши? Ты слышал разговор?
— Они были знакомы когда-то. Давно не виделись.