Эпилог
Тюлевая штора колыхалась от сквозняка, в палате было свежо, но рамы никто не закрывал. Нежданно нагрянувшее майское тепло пробудило природу. На ветках с проклевывающейся листвой расчирикались птицы, радуясь солнцу; в парке, за высоким забором, играл духовой оркестр.
— Весна, — откладывая на тумбочку книгу в глянцевой обложке, потянулся Коновалов.
Он слез с кровати, сунул босые ноги в больничные, пронумерованные шлепанцы и подошел к подоконнику.
— Хорошо-то как, а, Юр?
Юра Турбин откинул одеяло и пошарил за спинкой кровати, доставая костыли. Опираясь на них, он допрыгал до окна и потеснил приятеля.
— Тебе, Юр, везет, — завистливо вздохнул Коновалов. — Если комиссуют, месяца черед два дома будешь. А мне еще как медному чайнику трубить.
Турбин ничего не ответил, полной грудью дыша настоянным на цветении воздухом.
Внизу, у входа в корпус, орудовал метлой дневальный, наводя перед приездом командования блеск и красоту. Метла ритмично вжикала, скребла лысыми прутьями по асфальту.
Вжик, вжи-ик… Вжик, вжи-ик…
Дневальный вдруг замер и вытянул шею, глядя в сторону ворот КПП.
— Похоже, приехали, — озаботился Коновалов.
Спустя минут десять, приоткрыв дверь, в палату заглянула медсестра.
— Мальчики, по кроватям. Евгений Николаевич с генералом идет.
Евгений Николаевич — это полковник медицинской службы, начальник госпиталя, в котором, после эвакуации из Грозного, они чалились четвертый месяц. У Коновалова после операции, оставались проблемы с задетым осколком легким, а у Турбина плохо заживала правая нога, пробитая ржавой арматурой. Эта ржавчина, хоть рану ему прочистили хирурги в полевом лазарете в Ханкале, и была причиной теперешних его бед. Рана дважды воспалялась, нога отекала, и врачи уже подумывали об ампутации. Но, Бог миловал, обошлось и без крайностей, не беря в расчет тупых, ноющих болей и медицинской прилады, названия которой он не помнил, что стальными спицами заковала бедро.
Что касается генерала, так слух пронесся еще неделю назад: 9 мая госпиталь посетит командующий округом и, кроме сопутствующих дате поздравлений и подарков, вручит отличившимся правительственные награды. Этот же слушок довел до сведения пациентов пятой палаты, а именно в этой палате лежали Турбин и Коновалов, что в списках награжденных значатся и их фамилии.
Но все это были лишь слухи…
Повинуясь сестричке, они разошлись по кроватям и только успели занять горизонтальное положение, как в палату вошел генерал, без фуражки и в наброшенном белом халате, за ним начмед со штабным клерком в чине капитана, несшим гвоздики и какие-то картонные коробочки.
— Как здоровье, герои? — спросил генерал, вставая в проходе между кроватями.
— Нормально, — ответил Коновалов, порываясь подняться, но командующий остановил его жестом.
— Кротов, — позвал он клерка, и тот услужливо подал картонную коробочку и коричневую орденскую книжку. — Указом Президента Российской Федерации номер 1054 от пятнадцатого февраля 1995 года за мужество, проявленное при выполнении воинского долга по защите конституционного строя, наградить младшего сержанта Турбина Юрия Станиславовича орденом «Мужества».
Он прошел к Турбину, достал из коробочки серебряный крест на планке, лично прикрепил на лацкан госпитальной пижамы.
— Поздравляю от всей души, — он потряс влажную от волнения ладонь, сунул удостоверение и переданные штабистом цветы.
Та же участь постигла Коновалова. Командующий вручил ему медаль «За отвагу», наскоро пожелал обоим выздоровления и, в сопровождении свиты, отправился по другим палатам.
Едва дверь закрылась, Коновалов легко соскочил с кровати, и, хлябая тапочками, ушел к зеркалу. Покрутился перед ним и так, и сяк, поправил висевшую, как казалось, криво, медаль.
— А ничего смотрится! — выгнул грудь колесом. — К дембелю. Как считаешь, приятель?..
Турбин отстегнул с лацкана орден, подержал на весу, точно примеряя, сумел ли вместить в себя крест все пережитое последних месяцев, выдвинул из прикроватной тумбочки ящик и забросил его туда.
Ему было не до наград…
Новосибирск.
январь — май 2001 г.