Обгоняя пьяного милиционера, грузовик окатил его брызгами. Вдогонку понеслась разухабистая русская брань.
В прилегающей к воротам, обложенной мешками с песком, будке возник автоматчик, снова исчез и, появившись уже на дороге, налег на железную створку, со скрежетом сдвигая ее.
— Видали? — водитель мотнул головой на обгоревший пятиэтажный дом, с пустыми оконными провалами.
Утопив педаль газа, он въехал на территорию комендатуры.
— Снайпер туда забрался. Засел на пятом этаже и давай сверху лупить наших. Пятерых уложил. Раненые орут, а не вытащить. Только сунешься, бьет на поражение. Вывели из бокса бронетранспортер. Из пулеметов считай в упор дал. Только что толку? Снайпер за плитами укрылся, не достать. И штурмовать не полезешь. Пока к нему доберешься, больше людей потеряешь…
Давя колесами раскисшую землю, грузовик подъехал вплотную к серому трехэтажному строению, имеющему весьма мрачный вид.
— Так чем закончилось? — спросил заинтригованный историей Черемушкин.
— Танк запросили! — солдат положил на руль руки. — Против лома нет приема. Подошел ближе, да как шарахнул! Этаж почитай снес… Вместе со снайпером.
Черемушкин молодецки спрыгнул из кабины, утонув в податливом чавкающем месиве. Начищенные до самоварного блеска берцы враз потеряли щегольский вид, сроднившись кирзачам скотника.
Грязь непролазнейшая! В ней утопало и серое здание с облупившейся штукатуркой, и разлапистые густые ели, росшие под стенами…
«М-да… — окинув заложенные мешками окна, подумал Меньшов, осторожно сойдя на землю. — Как тут запущено! И это — армия?!»
Ему пришелся на память дивизионный плац, который летом дневальные начищают сапожными щетками, чтобы выглядел как новый; чисто выметенные дорожки — ни пылинки, ни спичинки, зимняя окантовка сугробов… Все для порядка! Ведь говоря «порядок», подразумевают армию, а, упоминая армию — подразумевают чистоту и порядок.
Картина запущенности, представшая перед ними, ни в коем случае не могла отождествляться с армейским бытом. Не в каждом захолустье встретишь такой свинарник!..
Стукнув дверями, из здания выплыл солдат и, не разбирая брода, прошел мимо Меньшова, не замечая его и не изъявив желания отдать честь или иным образом поприветствовать офицера.
Первым желание капитана было вернуть его на исходную и поупражняться строевой, но он тут же отказался от затеи. Кто знает эти местные порядки?!
Кроме поразительного безразличия к старшему по званию, воин имел вид весьма диковатый и более подобающий бомжу, нежели армейцу. Лицо небрито, бушлат в прорехах, никогда не видевших штопки, и в масляных пятнах, как комбинезон тракториста.
Отыщи-ка подобное убожество в частях поближе к первопрестольной, где не всякая рабочая подменка выглядит затрапезнее этой повседневки!..
— Побудь здесь, — велел ротный высунувшемуся из кабины лейтенанту Баранову. — Черемушкин, пойдешь со мной.
В помещении было темно и сыро, застоявшийся воздух отдавал плесенью. Черемушкин растеряно завертел головой, выискивая в пустоте коридора признаки жизни. Крохотный луч света, в котором роилась и клубила пыль, пробивался в выложенную мешками бойницу, высвечивал в конце коридора приоткрытую дверь.
— Нам туда, — сказал он Меньшову.
На двери висела табличка с расплывшейся надписью: «Дежурная часть».
Комната, в которую они попали, освещалась подслеповатой, стосвечовой лампой. Обстановка скуднейшая: пошарпанный стол, которому место давно гнить на свалке, на нем старый телефон, тумба с рацией, возле которой, уронив голову на сложенные руки, сонно сопел дневальный.
Меньшов взял стул, подсел к спящему, выводившему заливчатые трели и деликатно кашлянул.
Спавший вздрогнул, оторвал растрепанную голову от рук. В мутных глазах пустота. На низком лбу краснел впечатавшийся кругляш наручных часов. От него явственно попахивало свежачком.
«Сверхсрочник!» — уверенно определился Черемушкин.
— Ну? — промычал он, спросонья тупо рассматривая офицеров.
— Где командир батальона?
«Сверчок» потер заскорузлым пальцем соловелые глазки и, немного очухавшись, спросил:
— А вы кто?
— Где комбат?! — сухо повторил Меньшов.
— Да кто его знает…
«Бардак!» — в который раз прикинул Черемушкин, по крупицам собирая увиденное в общую картину: и небритых, одетых непонятно во что, милиционеров, и непролазную грязь, на которую, похоже, всем начихать, и бойца во дворе с обмороженными глазами, и этого полупьяного сверхсрочника.